Подводя итоги
Богословский волюнтаризм Константина Великого, выразившийся в украшении базилики Св. Петра статуями Иисуса Христа и его апостолов, вопреки одной из главных заповедей Бога Отца, породил конфликт между иконоборцами и почитателями икон, тлевший многие века в среде христиан Европы вплоть до XVI века. В свою очередь, богословский волюнтаризм финансового новодела Льва X при строительстве нового собора Св. Петра привел также к расколу в христианском мире.
В конечном итоге, многовековой конфликт между иконоборцами и почитателями икон «благополучно» разрешился в католическом мире при разделении христиан на католиков и протестантов, последние из которых окончательно отказались от почитания икон в том его виде, какое свойственно католической и православной традиции. И это произошло несмотря на то, что актуальность иконоборческой инициативы в XVI веке не была решающим фактором для зарождения протестантизма, свидетельствуя о латентном характере иконоборческих настроений, распространённых среди католиков центральной и северной Европы.
Для протестантов собор Св. Петра стал воплощением излишеств Римско-католической церкви и её понтификов. Затянувшееся на 120 лет (1506 – 1626гг) строительство собора позволило протестантам сравнивать его с Вавилонской башней как символом папской гордыни, ни без сарказма отождествляя Рим с новым Вавилоном.
Таким образом, собор Св. Петра весьма символичен в качестве повода для серьезных расколов в христианском мире, став материальным воплощением богословского волюнтаризма как его основателя, Константина Великого, при строительстве базилики Св. Петра, так и понтификов, занимавшихся спустя тысячелетие его «реконструкцией» – возведением нового собора Св. Петра.
На примере меркантилизма теологии Римско-католической церкви, обосновавшей в XVI веке необходимость интенсификации торговли индульгенциями («папскими отпущениями»), можно наглядно убедиться в том, как легко Церковь может манипулировать судьбами душ своих прихожан в загробном мире, извлекая из этого финансовую выгоду, и насколько аморальной являлась торговля индульгенциями, открывавшими путь в христианский рай даже безбожникам, на что обращал внимание М. Лютер, приводя наиболее язвительное высказывание прихожан по этому поводу:
«84. Или: В чем состоит эта новая благодать Бога и папы, что за деньги безбожнику и врагу Божию они позволяют приобрести душу благочестивую и Богу любезную, однако за страдание такую же благочестивую и любимую душу они не спасают бескорыстно, из милосердия?»
Да и сама церковная традиция отпущения грехов прихожан священниками выглядит с внешней стороны ненамного лучше торговли папскими отпущениями, также вселяя надежды грешникам на рай, принося иными путями доход местным приходам.
Признание доктрины реинкарнации в Христианстве, чему так или иначе содействовал учитель Церкви III века, Оригена (185—254 г), рассуждая «о предсуществовании душ», не позволило бы Римско-католической церкви обогащаться на продаже индульгенций, гарантируя прихожанам от имени Церкви отпущение грехов, и как следствие этого – «льготный билет» на Небеса, особо обнадеживая такой перспективой обладателей увесистых кошельков, что противоречило даже уверениям Иисуса Христа: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» (Мф. 19:24, Мк. 10:25, Лк. 18:25).
Да и в православной России издревле в народе бытовало изречение: «украл, на церковь дал; вот ты и не вор, а праведник», характеризующее моральные изъяны деятельности «наместников Бога на земле», что не утратило своего значения и по сей день в той же степени, в какой до сих пор существует практика дарования индульгенций в Ватикане за те или иные заслуги перед Римско-католической церковью.
Таким образом, краеугольным камнем в фундаменте церковного бизнеса, надежно гарантирующим его процветание, стала парадигма религиозного мышления, основанная на отказе от концепции реинкарнации в Христианстве. Авторство же этой парадигмы религиозного мышления не принадлежит христианской теологии, т. к. она была заимствована из религии Древнего Египта, зародившейся тремя с лишним тысячелетиями ранее возникновения Христианства. Именно египетским жрецам заупокойного культа конца IV тысячелетия до н. э. принадлежит идея отказа от концепции реинкарнации, ставшая также краеугольным камнем религии Древнего Египта, содействуя процветанию её заупокойного бизнеса на протяжении почти трех тысячелетий.
Религиозные верования о загробной жизни, сформировавшиеся в доисторическом Египте под влиянием отказа от концепции реинкарнации, в I тысячелетии до н. э. были чужды цивилизованным народов античного мира, малой Азии и религиям народов Индостана. Поэтому-то и в первые века становления христианской догматики разгорались споры между сторонниками концепции реинкарнации, среди которых наиболее ярким представителей был учитель церкви III века, Ориген, и её противниками, предвкушавшими очевидные финансовые выгоды для церковного бизнеса от отказа от концепции реинкарнации, «имея перед глазами пример процветания» заупокойного бизнеса религии Древнего Египта на протяжении двух-трех тысячелетий. Как выясняется, приоритеты церковного бизнеса, в его отнюдь небескорыстных заботах о судьбах душ христиан в загробном мире, оказались решающими в раннехристианских спорах со сторонниками лоббирования концепции реинкарнации в Христианстве.