Плоды религиозной нетерпимости апологетов религии ветхозаветного Бога (в роли Бога Отца), слуг Господа

  Вера иудеев и христиан в «своих Богов», отождествляемых, отчасти для христиан, с иудейским Богом Ветхого Завета (в роли Бога Отца), в той же степени достоверна для них, как и вера народов иных религий в своих Богов, к чему могут относиться с пониманием лишь те, кто наделен Высшей религиозной мудростью – религиозной терпимостью. Кстати, религиозная терпимость была присуща язычникам, которые не затевали религиозные войны, ради навязывания своей собственной веры другим народам.
  Попытка духовенства иудеев и христиан противопоставлять ветхозаветного Бога, сотворившего лишь далекую от реальности библейскую картину мира, Богам язычников, представляется сопоставимой лишь со спорами кичливых деток на тему: «чей Отец круче», что вполне соответствует представлениям З. Фрейда о «наводящем ужас отце» (5), которого основатель психоанализа видел в образе «Господа, Бога Евреев».

  Тем более, что авторы Пятикнижия, включая Моисея, весьма адекватно для своего времени представили Бога евреев, Господа, наравне с богами других народов:

«В повествовании о военачальнике Иеффае (Йифтахе) Яхве фигурирует как собственно израильский бог, аналогичный богам других народов по своей роли и по своим функциям. Обращаясь к аммонитскому царю, Иеффай говорит (Суд. 11:24): «Разве не тем, что дал тебе во владение Хамос [Кемош], твой бог, ты владеешь? А тем, что дал во владение Яхве, наш бог, нам, этим мы владеем». (4)

  Эта же цитата из Ветхого Завета Библии:
«Не владеешь ли ты тем, что дал тебе Хомас, бог твой? И мы владеем всем тем, что дал нам в наследие Господь, Бог наш». (Кн. Судей 11:24)

  Однако в отличие от споров малых детей, апологеты религии иудейского Бога (в роли Бога Отца) Римско-католической церкви не по-детски излишне жестоко обходились с язычниками, впрочем, как им и предписывает в Книге Исход их жестокосердный ветхозаветный Бог, отличившийся Своим мифологическим душегубством в Египте:

«Преступления, карающиеся смертью
Ворожей не оставляй в живых» (Исход 22:18)
«Приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблен» (Исход 22:20).

  Это не что иное как призыв иудейского Бога, сформулированный Им в качестве Закона для «рабов Его», физически уничтожать приверженцев иных религий и людей, «уличенных» рабами Господа в ворожбе. Таким образом, Ветхий Завет Библии легализует и по сей день в качестве богоугодного дела: истребление язычников и убийство людей, заподозренных рабами Господа в ворожбе, что было в порядке вещей во времена средневековья и ещё незадолго до упразднения Инквизиции, история которой нам демонстрирует готовность слуг Господа дословно (буквально) следовать этим Его законам.
  Подобное в современных условиях должно быть расценено как прямой призыв иудейского Бога, Господа, и раба Его, Моисея, к терроризму («лат. устрашение смертными казнями, убийствами и всеми ужасами неистовства». Т. сл. В. Даля) в самой радикальной своей форме религиозной нетерпимости! Но как это нестранно, борьба с терроризмом, декларируемая на государственном уровне во многих странах, совершенно игнорирует один из главных источников, легализующих религиозную нетерпимость в самой радикальной своей форме – Ветхий Завет Библии.

  Приведенные выше законы иудейского Бога, Господа, и легли в основу религиозной нетерпимости «рабов Его», став для них руководством к действию на протяжении многих веков тоталитарного владычества Римско-католической церкви в странах Европы и за её пределами. На протяжении многих столетий они пытались выжечь каленым железом ересь язычества как в прямом, так и переносном смысле, запугивая прихожан карами небесными Своего жестокосердного иудейского Бога (в роли Бога Отца), отождествляя признаки проявления язычества и ереси с происками «своего же» Дьявола.
  Не совсем понятно, зачем потребовался христианскому богословию Дьявол при таких-то качествах жестокосердия и душегубства Самого ветхозаветного Бога (в роли Бога Отца), Господа, о чем свидетельствует буквальный смысл текста Книги Исход Ветхого Завета Библии. На этом примере запугивания прихожан карами небесными, также можно убедиться в том, что вера в Господа основана на Страхе перед Его жестокосердием (Исход 7:1 – 14:31), нашедшем свое отражение в плодах христианского вероучения о вечном проклятии, вечных муках грешников и т.п.

  Если во времена мифологического Исхода евреев из Египта иудейский Бог Сам внушал Страх евреям примерами Своего душегубства по отношению к язычникам египетского происхождения, исключительно для того, чтобы именно евреи, ранее также бывшие язычниками, «поверили в Господа» (Исход 14:31), то в дальнейшем «рабы Его» в Христианстве на протяжении последующих веков точно также эксплуатировали Страх в борьбе с верой язычников и ересью в христианской среде, внушая потенциальным жертвам через Страх веру в Господа, приобщая или возвращая таким образом их в лоно своей Церкви.
  Все это объясняется безудержной потребностью апологетов этой религии умножать численность своих прихожан и адептов, многочисленность которых позволяет безбедно существовать духовенству на пожертвования прихожан и оказании им всевозможных платных ритуальных услуг, не говоря уже о притязаниях Церкви на государственную собственность, землю и пр. льготы, особенно в условиях авторитарной государственной власти.

  Мало того, что жестокосердие ветхозаветного Бога нашло свое отражение в христианском вероучении о вечном проклятии, вечных муках грешников и т.п., так Его склонность к душегубству унаследовали «рабы Его» уже в роли вершителей Суда Святой Инквизиции с её тюрьмами, пыточными камерами и кострами, как нельзя лучше иллюстрирующими приверженность этих достойных слуг Господа к душегубству ветхозаветного Бога (в роли Бога Отца).
  Незадолго до возникновения Св. Инквизиции слуги Господа Римско-католической церкви все также дословно (буквально) следовали тексту Книги Исход о физическом истреблении «приносящих жертву богам, кроме одного Господа», приравнивая к ним ещё и еретиков, обвиненных Церковью в отходе от ортодоксальной веры Римско-католического образца, примером массового душегубства которых может служить истребление (геноцид) десятков тысяч катаров («добрых людей») в первой половине XIII века на юге Франции. Папа Римский Иннокентий III в 1209 году благословил на борьбу с катарской ересью «альбигойский крестовый поход», положивший начало массового истребления не только катаров, но и сочувствующих им католиков в городах южной Франции, которые воспринимали вторжение крестоносцев ещё и как покушение на их национальную независимость, что, по большому счету, соответствовало действительности:

«Католики в Безье жили в добром согласии со своими земляками-катарами, и они видели в крестовом походе нападение на окситанский народ под религиозным предлогом, за которым скрывалась попытка подчинить Окситанию французской монархии». (7)

  Именно борьба с катарской ересью, выразившаяся в конечном итоге в физическом истреблении многочисленных её приверженцев на юге Франции, вплоть до массовых сожжений десятков и сотен людей в общих для всех кострах, актуализировала потребность Римско-католической церкви в судебном преследовании еретиков, что и обусловило возникновение Святой Инквизиции как епископского полицейского правосудия.

  Как известно, возникновению христианской религии в её каноническом виде сопутствовало появление христианских сект, что стало вполне естественным результатом свойственного основателям этих сект волюнтаризма в их толковании текстов Св. Писания, подпитываемого позже ещё и негативной оценкой моральной стороны деятельности духовенства Римско-католической церкви (торговля церковными должностями и индульгенциями), которое монополизировало право на христианскую истину, зафиксировав её в догматах своего вероучения. Если учесть, что авторы Ветхого Завета, включая Моисея, занимались мифотворчеством, воссоздавая религиозную конкретику своих представлений о иудейском Боге, Господе, вошедшем в христианское вероучение уже в роли Бога Отца, а любое мифотворчество – это результат ментального волюнтаризма его авторов (за одним лишь исключением – ?), то основатели различных христианских сект, а позднее и солидных христианских конфессий, подобно своим далеким предшественникам, точно также вносили элементы своего волюнтаризма в толкование Св. Писаний, в результате чего мы и имеем в настоящее время такое многообразие христианских конфессий и сект. «Каждый молится богу на собственный лад…» Омар Хайям.

  Вот здесь вполне уместно вернуться к ранее сформулированному сомнению в актуальности присутствия Дьявола для христианского вероучении при таких-то качествах жестокосердия и душегубства Самого ветхозаветного Бога (в роли Бога Отца), Господа, о чем свидетельствует буквальный смысл текста Книги Исход Ветхого Завета Библии.
  Дело в том, что в основе вероучения катаров, богомилов и некоторых других христианских сект первого тысячелетия лежала манихейская ересь. Катары сообразно этой манихейской ереси отождествляли Римско-католическую церковь ни много ни мало с Церковью Дьявола, которого они видели в Творце материального мира, ветхозаветном Боге.

  Не удивлюсь, если основатель манихейской религии Мани (Манес, Манихей), разрабатывая свое вероучение в III веке н. э., опирался на буквализм восприятия текстов Ветхого Завета, преподносящий Творца материального мира, Господа, в образе запредельно жестокосердного Бога, склонного к душегубству в отстаивании Своего права быть единственным Богом не только первоначально для евреев, но после возникновением христианства и единственным Богом Отцом для христиан других народов, предписывая им Свой закон борьбы с иноверцами: «Приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблен» (Исход 22:20). По всей видимости, вот этот образ жестокосердного ветхозаветного Бога, Господа, и навел основателя манихейства на мысль: отождествления Его с Дьяволом, и как он утверждал: «Адам был порождением Демона Тьмы». (7)
  Здесь вполне уместно упомянуть и о боге вулканов Яхве, ставшем прообразом ветхозаветного Бога, Господа, сообразно представлениям об этом З. Фрейда, сославшегося на авторитет немецкого специалиста по древней истории, Эдуарда Мейера: бог вулканов Яхве «был жутким, кровожадным демоном, который появлялся по ночам и избегал дневного света». (4)
  Так что нечто демоническое присутствует в облике ветхозаветного Бога как сообразно буквализму Его восприятия, чему мы обязаны авторам Ветхого Завета, включая Моисея, так и сообразно предыстории возникновения образа иудейского Бога, связывающей Его с богом вулканов Яхве как одного из богов пантеона еврейских богов, в бытность их язычниками.

  Само по себе декларирование в Ветхом Завете религиозной нетерпимости в самых крайних её проявлениях, вплоть до физического истребления «приносящих жертву богам, кроме одного Господа» (Исход 22:20), уже свидетельствует, даже по современным меркам, о присутствие элементов дьявольской природы в этой религии, противоречащих тезисам о христианской добродетели.

  В дополнение к этому, подобный радикализм декларации религиозной нетерпимости от имени ветхозаветного Бога, Господа, присутствующий в Ветхом Завете, в современных условиях должен быть расценен как призыв к религиозному терроризму в самых радикальных своих формах. Думаю, в подавляющем большинстве современных случаев совершения террористических актов на почве религиозной нетерпимости, подобных террористов следует отождествлять с людьми, подверженными дьявольскому влиянию, конечно, сообразно представлениям о дьявольской природе людей верующих.

  Последователи манихейской ереси юга Франции, противопоставляя себя служителям Церкви Дьявола, т.е. духовенству Римско-католической Церкви, говорили о себе, используя слово «чистые» (по-гречески — catharos, во множественном числе — catharoi), поэтому их и стали называть катарами.

«Глубочайшим заблуждением, главной ошибкой этих еретиков, по мнению Римско-католической Церкви, была их дуалистическая теология:
Еретики верили в существование двух создателей: один был невидимым, они называли его «добрым» Богом, другой был видимым, и они называли его «злым» Богом. Доброму Богу они приписывали Новый Завет, злому Богу — Ветхий Завет, который они, таким образом, полностью отвергали, за исключением нескольких отрывков, вставленных в Новый Завет, считая их по этой причине достойными быть сохраненными в памяти.
Они считали «лжецом» [неизвестного] автора Ветхого Завета: в самом деле, он сказал о наших прародителях Адаме и Еве, что в день, когда они вкусят плод с дерева познания добра и зла, умрут смертью (Бытие 2:17), однако же, вкусив плода, они не умерли, как он предсказал». (7)

  Как видим, буквализм прочтения текста Ветхого Завета во все века порождал сомнения в его истинности, позволяя оппонентам Римско-католического богословия обосновывать свои «религиозно-еретические» вероучения в русле христианства.

  Широкому распространению катарской ереси среди католиков юга Франции способствовало не столько дуализм их теологии, сколько то, какой пример искренней христианской веры катары демонстрировали своим поведением и образом жизни, вызывавшим неизменное уважение их католического окружения как в среде простых мирян, так и среди высшего сословия, вплоть до симпатии к ним графа Тулузского Раймонда VI, имевшего также титулы маркиза Прованса и герцога Нарбоннского.

«Совершенные, как мужчины, так и женщины, которых можно было бы назвать воинствующими катарами, чаще всего были странствующими отшельниками, они шли от деревни к деревне, от замка к замку и повсюду вызывали уважение благодаря своей строгости, доброте, нравственной силе и аскетизму, поскольку неукоснительно соблюдали посты; их бледные, изможденные лица, их худоба, должно быть, нисколько не уступавшая истощенности почтенных гуру и восточных факиров, ласковый тихий голос, которым они проповедовали, — во всем этом народ видел доказательства их святости, называя их добрыми людьми.
Те катары, что оставались в городах, вели не менее монашеский образ жизни в общинах, селясь в особых домах, которые враждебно настроенная часть населения называла «домами еретиков»; в таком доме неизменно имелся большой суровый зал с голыми стенами, чаще всего выбеленными известью, где верные собирались для молитвы. Всю обстановку этого зала составляли накрытый белой скатертью деревянный стол, на котором лежало Евангелие, и другой стол, поменьше, на котором стояли кувшин и лохань для омовения рук; в зале постоянно горели белые свечи, пламя которых символизировало пламя Святого Духа».
«Большинство верующих в городах или деревнях юга Франции жили так же, как и христиане-католики, довольствуясь тем, что посещали богослужения и почитали «добрых людей», этих суровых, одетых в черное совершенных, которые ходили по всему краю, проповедуя катарское учение». (7)

  Образ жизни «добрых людей» кардинально отличался от образа жизни католического духовенства, пресыщенного роскошью, да ещё и торговавшего церковными должностями и духовным саном, поэтому нет ничего удивительного в том, что Церковь мало-помалу теряла своих прихожан в этих краях и свое влияние на местную светскую власть.

«Приблизительно за полвека до того, как прозвучал призыв к крестовому походу против альбигойцев, в 1145 году, сам святой Бернар, посланный настоятелем Клерво с миссией на тулузскую землю, такими безрадостными словами описывал состояние религии в этой местности:
«Церкви стоят без прихожан, прихожане обходятся без священников, священники утратили честь. Здесь остались лишь христиане без Христа. Таинства втоптаны в грязь, больших праздников уже не отмечают. Люди умирают в грехе, без покаяния. Детей лишают жизни во Христе, отказывая им в благодати крещения». (Послания, CCXLI)». (7)

«Сам папа Иннокентий III сурово относился к нравам своих епископов. Вот, например, как он говорит о них в одном из своих посланий:

«Это слепцы, безгласные псы, разучившиеся лаять [понимай: разучившиеся сражаться с грехом], виновные в симонии, отпускающие грехи богатому и осуждающие бедного. [...] Они набирают бенефиции [церковные должности, приносящие определенный доход] и доверяют священство и духовный сан недостойным священникам или не знающим грамоты детям [тем, кто сам купил их или чьи семьи это сделали]. Отсюда идет и дерзость еретиков, отсюда и пренебрежение сеньоров и народа к Богу и Его Церкви. В этих местах прелаты стали посмешищем для мирян». (Иннокентий III, Послания, т. VII, с. 79)». (7)

«В конечном счете катарская Церковь никому не мешала, кроме Римско-католической церкви: она наносила ущерб ее иерархии, ее традициям, посягала на ее мистическую и воспитательную роль, а также, и более всего, на самые священные ее положения, заявляя, что католический Иисус не был настоящим Иисусом, что Римско-католическая церковь — Церковь Дьявола, что кресты на кладбищах только на то и годны, чтобы служить насестами голубям или воронам, и что облатка в ходе таинства причастия не претворялась в тело Христово.
Фактически ересь катаров ставила под угрозу великое духовное и просветительское творение, которое апостольская Церковь строила веками после разрушения рационалистической и индивидуалистической греко-римской цивилизации.
… Кроме того, она освятила власть королей и прочих правителей.
А стало быть, неизбежным и даже закономерным было то, что католическая Церковь возмущалась «нападками» и «посягательствами» со стороны этих еретиков, которые были, в некотором роде, ее чадами, поскольку именно она внушила им ту систему ценностей — чистота, милосердие, прощение, любовь к ближнему, — во имя которой сражались катары». (7)

  За несколько десятилетий борьбы с катарской ересью на юге Франции, включая владения графа Тулузского Раймонда VI, были истреблены в огне костров и в пылу сражений десятки тысяч катаров и простых католиков, отстаивавших свою национальную независимость и право на собственность от вторжения полчищ крестоносцев, безжалостно разорявших города.
  Вот лишь два эпизода массового сожжения катаров:

1. ««Наши крестоносцы с безмерной радостью сожгли множество еретиков» (город Лавор был взят 3 мая 1211 года). В самом деле, лаворский костер был самым большим костром за все время крестового похода: на нем, к величайшей радости крестоносцев и паломников, сожгли четыреста человек, мужчин и женщин. Все они проявили стойкость, которую их палачи приписали тому обстоятельству, что эти люди, несомненно, были одержимы бесом».

2. «Огромный костер, на котором должны были 16 марта 1244 года погибнуть более двухсот еретиков, безжалостно туда пригнанных, был устроен на довольно обширной площадке, расположенной на юго-западном склоне горы, у подножия замка (Монсегюр), приблизительно в двухстах метрах от его стен. На этом месте возвели ограду из кольев и веток, внутри которой свалили тысячи вязанок сухого хвороста и охапок соломы, обмазанных смолой, а затем солдаты стали загонять туда одного за другим скованных цепями еретиков, и первым был катарский епископ Тулузы, Бертран Марти. Несчастные люди кричали, рыдали и молились; затем огонь, зажженный палачом и его подручными, понемногу занялся, первые языки пламени потянулись кверху, и двести человек — мужчин, женщин и детей — под вопли и плач вспыхнули факелами. Три или четыре часа спустя на плато Монсегюра остались лишь груды обуглившейся, дымящейся и окровавленной плоти. По всей долине распространился чудовищный запах смерти и дыма, а монахи и два или три католических епископа, присутствовавшие на этом зловещем торжестве, распевали гимны или читали Pater Noster.
Страшная история катаров завершилась». (7)

*      *      *

«Можно даже утверждать, что именно в лоне графства Тулузского, в рамках борьбы против катарской ереси, и зародился французский антиклерикализм, одно из последствий самого неудачного и самого чудовищного нововведения Церкви — Инквизиции.
Эта форма епископского полицейского правосудия была разработана двумя доминиканцами: Пьером Сейланом, богатым тулузским горожанином, который был одним из первых последователей святого Доминика, и Гильемом Арно, уроженцем Монпелье. Оба они в июле 1233 года были избраны папским легатом Жаном де Берненом первыми инквизиторами. Этим двум служителям культа, вышедшим из среды местной мелкой буржуазии, были даны от имени папы неограниченные полномочия для борьбы с еретиками, в особенности с теми, «кои именовали себя катарами», как сказано в документе папского легата». (7)

  Уже с XV века суды Св. Инквизиции рьяно принялись за реализацию другого закона ветхозаветного Бога, Господа, по физическому истреблению ворожей: «Ворожей не оставляй в живых» (Исход 22:18), чему способствовало распространение в среде верующих слухов о преступлениях ведьм, якобы заключивших договор с нечистой силой. Наравне с судами Св. Инквизиции уже в XVI и XVII веках, процессы над ведьмами устраивались и светскими судами в католических и протестантских странах, что объясняется влиянием этих Церквей на авторитарную в большинстве своем государственную власть, как пример их симбиоза.

  Рис. 9  Слуги Господа при Св. Инквизиции выбивают признание...
  Поскольку по законам того времени вынести приговор в ворожбе можно было лишь на основание признания обвиняемого, следователям Инквизиции не составляло труда либо обманом, обещая снисхождение или вообще помилование, либо под пытками добиться желаемого признания, после чего жертва неизменно получала безжалостный приговор суда Св. Инквизиции.
  Поэтому декларация Св. Инквизиции: категорического запрета на внесудебные расправы, выглядит как зловещее лицемерие, ни в коем случае не облегчавшее предопределенную результатами жестоких пыток (в рамках официального судебного разбирательства) судьбу подозреваемых в ворожбе, которыми в большинстве своем становились женщины, получавшие клеймо ведьм. Молчание же под пытками являлось бесспорным свидетельством принадлежности обвиняемой к числу ведьм.

  Ещё неизвестно, что было гуманнее по отношению к подозреваемым: внесудебная расправа или вариант безальтернативного получения признания вины под пытками, с последующей судебной расправой, от чего обвиняемые могли быть избавлены лишь умерев в ходе следствия, в результате пыток.

  Апофеозом реализации рабами Господа Его закона: «Ворожей не оставляй в живых» (Исход 22:18), стала книга «Молот ведьм», детализирующая уже многообразие признаков, «наглядно свидетельствующих» о преступлениях ведьм, якобы заключивших договор с Дьяволом. Книга «Молот ведьм» была издана в 1486 году на севере Германии в г. Шпайер, а в качестве её авторов прославились два монаха-доминиканца, приор Хайнрих Крамер (Генрих Инститорис) и Яков Шпренгер (1436-1495), профессор теологии, занимавший должность декана Кёльнского университета, а также инквизитор и известный специалист по демонологии.
  «Молот ведьм» стал средневековым бестселлером по демонологии и настольной книгой для охотников на ведьм в качестве руководства к их непосильным трудам во славу Господа, что получило одобрение Папы Римского Иннокентия VIII.

  Если закон Господа: «Ворожей не оставляй в живых» (Исход 22:18), имел декларативный характер даже по форме – как лишь призыв, то «Молот ведьм» был призван определить конкретику: кого следует признать слугой Дьявола. Несмотря даже на то, что «Молот ведьм» был признан ересью Великим инквизитором Испании (Томас Торквемад) в 1491 году, как результат его личного отношения к её содержанию, однако это не многим облегчило судьбу испанских ведьм, сожженных на кострах Св. Инквизиции, вполне возможно, все же уменьшив их численность.

Рис. 10  Сожжение ведьм

  Фактически, содержательную часть и суть реализации закона иудейского Бога, Господа: «Ворожей не оставляй в живых» (Исход 22:18), можно трактовать как крестовый поход Церкви против женщин, в большинстве своем и осужденных на сожжение в рамках реализации этого закона Господа. Только по свидетельству самой Инквизиции: за 150 лет было сожжено около 30 тысяч ведьм по всей Европе, что объясняется явной тенденциозностью Церкви к женоненавистничеству, в чем, собственно, повинна была Ева, сообразно известной конкретике библейской сказки авторов Пятикнижия, включая Моисея.

  Трудно даже представить себе в каком тотальном Страхе перед слугами Господа Римско-католической церкви проходила жизнь значительной части европейцев во времена средневековья, включая позднее средневековье и эпоху Возрождения. Думаю, нет смысла здесь описывать во многих деталях ужасы Инквизиции в качестве примера принуждения еретиков и грешников к канонической вере римско-католического образца в Господа, что само по себе уже свидетельствует о том, что такая вера зиждется на Страхе перед жестокосердием не только вездесущего ветхозаветного Бога, Господа, но и перед жестокосердием слуг Его как достойных представителей духовенства Римско-католической церкви. 

 Рис. 11 Будни слуг Господа при Святой Инквизиции

  Не столько обычно, сколько ошибочно книге «Молот ведьм» приписывают причину смерти многих десятков тысяч в большинстве своем красивых, умных и талантливых женщин (ведьм), сожженных на кострах Инквизиции, что лишило Европу значительной доли генофонда женской красоты и ума. Однако истинным виновником как их смерти, так и смерти многих сотен тысяч других еретиков, является Ветхий Завет Библии, узаконивший для рабов Господа актуальность истребления иноверцев, включая еретиков, и ворожей:

«Преступления, карающиеся смертью
Ворожей не оставляй в живых» (Исход 22:18)
«Приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблен» (Исход 22:20).

  На рис.11 изображены «слуги Господа» в подвале тюрьмы Св. Инквизиции за своими привычными трудами во славу Господа, истязающими в пытках очередные жертвы, заподозренные в ереси или ворожбе, причиняя им жуткие страдания, дабы добиться их признания. И как здесь не возникнуть ассоциации с аналогичным стремлением причинять страдания грешникам уже слугами Дьявола в христианским аду, о чем живописуют многие картины средневековья.

Рис.12  Слуги Дьявола в аду

  Во всяком случае, навыки истязаний своих жертв и желание причинять им жуткие страдания аналогичны что у «рабов (слуг) Господа» в тюрьмах Св. Инквизиции, что у слуг Дьявола в аду, а сожжение на кострах многих десятков тысяч ведьм и еретиков, включая Джордано Бруно, вообще затрудняет поиск отличий в нравах между слугами Господа в мантиях судей, следователей и палачей Св. Инквизиции и слугами Дьявола из христианского ада.

  Так что, возможно, авторы Ветхого Завета, включая Моисея, были и правы, воссоздавая образ своего иудейского Бога, Господа, придав ему преднамеренно демонические черты с целью: внушить страх еврейскому народу перед Ним, что и обусловило их готовность на добровольное рабство Господу, согласно буквализму текста Книги Исход Ветхого Завета Библии.

  Как известно, сам пророк Моисей идентифицировал Господа как Бога великого и страшного, вменяя в обязанность еврейскому народу бояться Его:

«Итак, Израиль, чего требует от тебя Господь, Бог твой? Того только, чтобы ты боялся Господа, Бога твоего, ходил всеми путями Его, и служил Господу, Богу твоему,» (Второзаконие 10:12)
«Ибо Господь, Бог ваш, есть Бог богов и Владыка владык, Бог великий, сильный и страшный, Который не смотрит на лица и не берет даров,» (Второзаконие 10:17)
«Не страшись их, ибо Господь, Бог твой, Бог великий и страшный». (Второзаконие 8:21)

  Если число жертв мифологического душегубства иудейского Бога среди египтян ещё поддается какой-то умозрительной оценке, а это 10+1 казней египетских, то число жертв душегубства «рабов Господа» среди язычников и простых христиан, обвиненных в ереси или ворожбе, за всю историю Христианства, возможно, исчисляется многими сотнями тысяч, если вообще существует хоть какая-то статистика кровавых преступлений во славу Господа «рабов Его», помимо их учета Св. Инквизицией.
  Пристрастие к душегубству слуг Господа в их охоте на ведьм достигло такого чудовищного размаха, что уже в конце XVI века среди самих инквизиторов стали возникать серьёзные сомнения в большинстве случаев обвинения в ведовстве.

  Следует отдельно подчеркнуть немаловажный фактор в мотивации преследования еретиков и охоты на ведьм – наследование Церковью имущества приговоренных судом Св. Инквизицией к смерти, как неистощимый источник пополнения её казны. Да и «альбигойский крестовый поход» против катарской ереси вскоре после его начала «превратился в захватническую войну, которую будет вести единственно ради собственной выгоды «благородный граф» Симон де Монфор, … по одной-единственной причине: он жаждал захватить земли графа Тулузского» (7).

*      *      *

  Ну и как результат такой бескомпромиссной борьбы Римско-католической Церкви с многоликим европейским язычеством и еретиками на протяжение многих веков с первого же дня торжества Христианства в роли государственной религии при римском императоре Константине в 324г н.э. – Европа погрузилась на тысячу лет в темное средневековье тоталитарного владычества Римско-католической церкви, навязавшей народам Европы в качестве религиозной догмы – абсурд библейских представления ветхозаветного Бога на устройство мира в качестве библейской картины мира.
  Христианство, став государственной религией при императоре Константине, стало совершать все те кровавые преступления, которые оно само обличало первые 300 лет своего существования. Из гонимой религии оно превратилось в гонителя религиозной терпимости, чему, собственно, и способствовал симбиоз монотеистической религии иудейского Бога, уже в роли Бога Отца, и авторитарной же власти, начиная с императора Константина.

  Безжалостное подавление любого религиозно-политеистического инакомыслия во времена темного средневековья, самым естественным образом, препятствовало развитию естествознания, оказавшегося, как выяснилось впоследствии (во времена европейской научной революции XVII-XVIII вв.), столь опасным для апологетов библейской картины мира. Тысячелетний застой в развитии естествознания, в частности, в медицине, хоть и косвенно, но значительно умножил число жертв иудейского Бога и прилежных «рабов Его» за счет многих миллионов людей, умерших во времена чумных и иных эпидемий в странах Европы. Такая массовая гибель населения городов и селений была хоть и косвенно, но также на руку слугам Господа, преподносившим выжившим такие события как Кару небесную за грехи человеческие своего жестокосердного ветхозаветного Бога (в роли Бога Отца).

  Так что духовенство Римско-католической церкви как достойные «рабы и слуги Господа» на протяжение многих веков своего тоталитарного владычества в Европе, прибегало к буквализму восприятия не только текста Книги Бытие, отстаивая его (буквализм) при помощи Св. Инквизиции во время суда над Галилеем, но точно также прибегало и к буквализму восприятия текстов Книги Исход, используя её в качестве руководства в борьбе с язычниками, еретиками и ворожеями (Исход 22:18, 20), усердно следуя примеру жестокосердия и душегубства ветхозаветного Бога, Господа, уже в роли Бога Отца.