А.М. Бутлеров об изучении медиумических явлений

   «Об изучении медиумических явлений.
(речь, читанная профессором А.М. Бутлеровым, в общем собрании VII съезда российских естествоиспытателей и врачей в Одессе, 27-го августа 1883 года).
   «Милостивые государи!
   Вопрос, на который я хочу призвать сегодня внимание ваше, является до сих пор таким нелюбимым пасынком естествознания, что я не без колебания решился поднять о нем сегодня голос. Такая квалификация, в связи с именем лица, предстоящего пред вами, без сомнения, дает уже возможность догадываться, что дело идет о так называемых «медиумических явлениях». Я считаю этот предмет настолько важным и серьезным – и личный взгляд мой на него установлен так прочно, что я не исполнил бы, мне кажется, нравственной обязанности человека науки пред истиной – пред знанием, которое есть стремление к этой истине – если бы промолчал там, где могу говорить с пользою. Перед каким-либо ученым Обществом, состоящим собирательную единицу, тотчас принимающуюся если не за разработку, то за обсуждение предмета, с тем чтобы постановить о нем приговор по большинству голосов – сознаюсь – я не счел бы полезным выступить: так мало смею я ещё рассчитывать на сочувствие большинства. Но мы сошлись здесь временно и встречаемся сегодня в последнем заседании; каково бы ни было среднее, так сказать, мнение съезда, взятого в своей совокупности, найдутся, конечно, члены, для которых вопрос о «медиумических явлениях», – остававшийся до сих пор в стороне, темным и как бы несуществующим, известным лишь по отрывочным газетным, почти всегда извращенным сведениям, – быть может, будет поставлен на очередь моей сегодняшней речью о нем. А в этом и заключается моя цель: не на безотложное обсуждение, исследование и решение я выдвигаю этот вопрос, – такие трудные, сложные и важные отрасли знания разрабатываются и выясняются лишь многими десятилетиями, но я считаю себя вправе сказать сегодня естествоиспытателям и врачам:

   Мм. Гг.! ищите случая серьезно знакомиться с этой областью явлений природы; уделите часть вашего времени и труда, чтобы о них понятие и убеждение на основании собственных терпеливых и бесстрастных наблюдений и вы… вы только исполните ваш долг пред знанием, которому служите, пред обществом, которому принадлежите и которое нередко блуждает в потемках по окольным путям, благодаря тому, что у него мало хладнокровных, подготовленных и знающих путеводителей.
   До сих пор наука, в лице большинства своих представителей, или игнорирует вопрос, о котором идет речь, или отрицает, не исследуя самое существование объекта исследования. Разве то или другое позволительно? Разве у знания есть право иметь предвзятые решения, или руководиться своими симпатиями и антипатиями, принимаясь за одно, отвращаясь от другого, когда и то, и другое, одинаково существует или совершается в природе?

   Повторяю, - говорю не про всех, а про большинство: есть и здесь, в среде нас, исследователи, серьезно и научно подходящие к предмету; но да не будет с ними того, что уже бывало с другими; пусть не останавливаются они исключительно на тех элементарных явлениях, объяснение которых удается ещё привести так или сяк к общеизвестным принципам. Не в этих явлениях, не в их исследовании лежит на этом поприще действительный залог громадного прогресса наших знаний. Например, движение предметов, которых касаются руки лиц, производящих опыт, поддаются объяснению посредством бессознательной, произвольной игры мышц; но, ведь, кроме таких движений в области медиумических явлений входят также движения предметов без всякого к ним прикосновения. А медиумические стуки с их осмысленностью и множество других явлений, - явлений, несомненная реальность которых засвидетельствована мною и другими серьезными наблюдателями на основании собственного опыта – ведь, и они тоже должны подлежать изучению и объяснению.

   Коснувшись моего личного отношения к предмету, я принужден просить позволения сказать несколько слов о себе самом – для того, чтобы свидетельство мое представилось в его настоящем свете. Мною пройден долгий путь от незнания и сомнений к нынешнему, столь определенно высказанному мною, убеждению; только многолетние наблюдения и опыты, после долгих колебаний, привели меня к решительному и положительному убеждению. Ссылаясь на сказанное мною восемь лет назад:

«Сначала стоишь совершенно пораженный пред свидетельством собственных чувств, доказывающих реальность таких вещей, которые привык считать противоречащими здравому рассудку. Надо не мало времени и внутренней работы, чтобы помириться с неоспоримой действительностью, и когда, наконец, дошел до необходимости признать эту действительность, то все ещё тяжело считать невероятное существующим на деле; время от времени поднимаются новые сомнения, прежнее направление мыслей опять возникает, и сомнение устраняется лишь полнейшей невозможностью счесть испытанное чем-либо другим, кроме фантастической истины. Пред ним стоишь в полном сознании ограниченности человеческих сведений, и уступаешь только потому, что с фактами не спорят».

   Что же касается отрицаний, встречаемых этим вопросом и основательных, будто бы, на произведенных опытах, то я тогда же ответил на них следующими словами:

«Познакомившись собственным и чужим опытами с трудностями, которыми обставлены для каждого добросовестного наблюдателя, решение вопроса о действительном существовании медиумических явлений, я не могу придавать большого веса приговорам людей, слегка и свысока берущихся производить свой суд… Я понимаю при этом, что знаменитость, ученость и несомненное остроумие ещё не могут служить гарантией в том, что человек, обладающий этими качествами, добросовестно отнесется к известному делу».

   Научные предубеждения, излишнее доверие к ходячим воззрениям, которые нередко слывут незаслуженно за настоящую истину, бывают так сильны, что я не буду нисколько удивлен, если некоторым из вас, мм. Гг., покажется странной и неуместной решимость представителю точной науки говорить в этом ученом собрании о вопросе, который столько раз считали похороненным, несуществующим более. Но я … пользуюсь здесь случаем заявить, что он живет, разрастается и все с большей и большей назойливостью подступает к науке.
   Заявление же мое или, лучше сказать, объяснение, почему я пришел к этому заявлению, - сводится к двум главным основаниям. Вот они:
   1) в качестве натуралиста я считал и считаю себя обязательным ставить факт впереди всего, не жертвуя ими для каких бы то ни было теоретических воззрений; вместе с тем я всегда далек был от того увлечения, которое, и вне области математического мышления, позволяет себе априорное отрицание;
   2) я привык, надеюсь, вы признаете за мной право сказать это, привык открыто, не справляясь с симпатиями большинства, высказывать свои убеждения, когда считаю это полезным и нужным.

   У нас, представителей науки, нет не только права игнорировать предмет, о котором я говорю, но скоро не будет на то и возможности. От этого убеждения не далек, я думаю, каждый, знакомый с ним, хотя бы только по отрывочным и часто неверным газетным известиям, несмотря на то, что известия эти редактируются, в большинстве случаев, тенденциозно применяясь ещё к господствующему ныне отрицанию самого существования вопроса. Между тем человек, взявший на себя труд достаточно ознакомиться с его литературой, принужден удивляться тому, что до сих пор вопросу этому посвящено так мало внимания.
   Если допустить, что лишь малая, дробная часть громадного литературного материала, каким обладает медиумизм, заслуживает некоторого доверия и внимания, то и тогда предмету этому должно быть дано очень видное место между важными современными вопросами знания.
   Но пусть даже натуралист или врач остановится на полном недоверии к справедливости описываемого, каково-бы ни было имя автора, - ведь, и тогда неотразимо встанет пред ним вопрос, стоящий разрешения, – вопрос о том, как и почему люди, несомненно, правдивые и здравомыслящие, могут столь легко впасть в грубое заблуждение? С прочной ученой репутацией и с величайшим сомнением подходят они к предмету, добросовестно решившись выработать себе определенное и основательное воззрение на него, и каждый из них доходит… до убеждения в действительном существовании медиумических явлений.
   Если убеждение это и ошибочно, то разве не стоит разрешить вопрос о том, как и почему оно возникает, – как могли его приобрести Гер, Де-Морган, Уаллэсь, Крукс, Фламмарион, Вебер, Цёлльнер, Фехнер, Перти, Фихте, Ульрици, Остроградский и немало других заслуженных представителей знания?

   Отношение к нашему вопросу и тех ученых, которые до известной степени интересуются медиумизмом и не прочь ознакомиться с ним, часто бывает совершенно несправедливым. Во всяком другом случае лицо, принимающееся за какой-либо предмет, считает, обыкновенно, нужным предварительно взяться за его литературу; здесь же литература, большей частью, остается без внимания. Я разумею, конечно, подразумеваю не всю громадную, разноязычную литературу медиумизма; в ней, без сомнения, пропасть балласта, увлечений и крайностей; но многие ли дали себе труд добросовестно и терпеливо прочесть, например, хотя бы статьи Уаллэса, исследования Крукса, отчеты Комитета Лондонского Диалектического Общества, книги Цёлльнера и Фехнера?
   А между тем этого чтения вполне достаточно для того, чтобы взглянуть на предмет серьезно и здраво. Без призмы предвзятых мнений, порождаемых научным догматизмом. Постоянно слышишь упрек в том, что защитниками медиумизма недостаточно твердо констатировано существование того или другого факта, а между тем повод к этому упреку лежит обыкновенно в незнании самого упрекающего; на деле же вполне справедливыми оказываются слова Уаллэса, сказавшего, что медиумические феномены «доказаны так же хорошо, как любые факты в той или другой науке…» «Факты эти – прибавляет он – подлинны и неоспоримы, и всегда были такими в степени достаточной для того, чтобы убедить всякого честного и упорного исследователя».

   Благодаря сказанному положению дел, наука, в лице большинства своих представителей, стоит в вопросе о медиумических явлениях, так сказать, перед началом начала изучения: приходится ещё прежде всего решить вопрос о существовании объекта исследования. Лишь при утвердительном решении этого вопроса, настанет очередь исследованию подробностей, представляющему, несомненно, большие трудности, но зато и обещающему громадные результаты. Исследование это, конечно, потребует соединенных сил множества работников науки по разным отраслям естествознания.
   Одиночно и прямо браться за него я не считаю возможным, и уже высказался относительно этого в той моей статье, на которую ссылался выше. Я говорю там:

«Нередко приходилось мне выслушивать упреки в том, что, убедившись лично для себя в действительном существовании медиумических явлений, я не принялся, вслед за тем, за их строгое и точное исследование. Независимо от самой трудности предмета, исследование которого едва-ли может поддаться силам одиночного специалиста по какой-либо отдельной части, мне казалось всегда и кажется теперь, что прежде всего нужно стремиться к общему признанию действительного существования того предмета, который подлежит исследованию.
   Нельзя требовать, чтобы люди посвящали себя изучению явлений, существование которых отвергается, и работали, следовательно, будучи заранее уверены в том, что результаты, ими добытые останутся игнорируемыми или, что хуже, подвергнутся осмеянию. При таких условиях исследования и не могут быть плодотворными: отрасли человеческого знания развиваются не изолированными трудами отдельных лиц, и время серьезного изучения медиумических явлений начнется тогда, когда здесь поступят так же, как поступают при исследовании других явлений природы, т.е., перестанут замыкаться в тесную рамку собственных наблюдений и будут общими силами, при помощи трезвой, строгой критики и взаимной проверки, созидать новую обширную отрасль знания».

   Обращаясь к прошлому, невольно удивляешься, как решаются ещё люди науки дозволять себе априорное отрицание: история знаний полна примеров, дозволивших Уаллэсу утверждать, что в подобных своих отрицаниях ученые ошибались каждый раз. Отрицалась возможность устройства пароходов и паровозов; отрицалось падение метеоритов и считалось даже неприличным говорить о таком вздорном предмете в собраниях серьезных ученых, какова Парижская Академия Наук; отрицался месмеризм, теперь допускаемый под именем гипнотизма и несомненно захватывающий в свою область известные наблюдения Шарко; отрицалось то влияние металлов на организм, которое теперь, под именем металлоскопа и металлотерапии, находит себе почет и у серьезных врачей, и проч., и проч.
   Выражают нередко опасение, что медиумизм ведет нас в область сверхъестественного и мистического. Я горячо протестую против такого мнения. Мистическое и сверхъестественное кончается там, где воцаряется знание, а разве не к изучению и познаванию должны мы идти и в этой области? Теперь пока некоторые из медиумических явлений, правда, сверхъестественны для нас и мистичны; но, ведь, точно также для дикаря, незнающего огнестрельного оружия, сверхъестествен выстрел, несущий смерть издалека, – также точно мистичны гром и молния для того, кто объясняет их колесницей Ильи-пророка!

   Милостивые господари!
   Отложимте и не оправдываемое ничем игнорирование вопроса, о котором я веду речь, и высокомерие, самонадеянное, научное не отрицание без исследования. Пусть серьезные натуралисты и врачи подходят к этому предмету с величайшим скептицизмом, но без предвзятых мнений; изучая его бесстрастно и терпеливо, каждый – я не сомневаюсь – вынесет те же самые убеждения, которые я осмеливаюсь выразить здесь пред вами: – медиумические явления не только существуют и представляют предмет для исследования, но предмет этот полон живого и величайшего интереса, – вопросы, с ним связанные, проникают в самую суть человеческой жизни и деятельности; изучение медиумических явлений не только озарит новым светом психофизиологию, которой он ближе всего касается, но могущественно отразится и на самых основах всего естествознания, – оно внесет радикальные изменения в наши понятия о веществе, о силе и об их взаимных отношениях».

   К сожалению, речь эта не достигла своей цели. В то время отношение к вопросу о спиритизме было, если не отрицательным, то пассивным. О! если бы она была сказана в наши дни (1901г.), она имела бы громадное значение для движения этого вопроса в России».
   Источник – Спиритизм в России от возникновения его до настоящих дней, В. Прибытков, С.-Петербург, 1901. Стр. 125-135.