+ Парапсихология

«Мы знаем гораздо больше,
чем понимаем» Альфред Адлер.

   В статье «Секрет Гекаты» акцентировано внимание читателей на существовании неизвестных современной науке сил и энергий сверхъестественной природы, лежащих не только в основе механизма астрологического влияния объектов солнечной системы на земную жизнь, но и проявляющих свое присутствие в более явной форме в парапсихических (медиумических) явлениях.
   Если сверхъестественный механизм астрологического влияния планет и др. объектов солнечной системы на жизнь людей через элементы их натальной карты достаточно сложен, находя зачатки своего понимание лишь среди астрологов, то исследователям парапсихических явлений вполне очевидно существование сил и энергий сверхъестественной природы, единственно способных объяснить феномен существования парапсихических явлений.
   Парапсихические явления (ПЯ) — феномены, недоступные научному объяснению в силу того, что их физическая природа не обусловлена ни одним из известных современной науке видов энергии, вследствие чего они находятся за пределами современной научной картины мира. К ПЯ относится: сверхчувственное восприятие (ясновидение, телепатия), телекинез или психокинез, полтергейст, левитация, реинкарнация и некоторые другие явления.
   В настоящее время изучением ПЯ занимается Парапсихология, история которой, как систематического изучения ПЯ, начинается в 1882 году с основания в Лондоне Общества Психических Исследований (Society for Psychical Research (SPR)). Основателями общества SPR стали известные ученые, профессора Кембриджского университета. В США Американское Общества Психологических Исследований появилось в 1884 году.

«Пионером научных исследований парапсихических явлений считается английский физик и химик Уильям Крукс (1832–1919). Самым значимым его достижением в этой области было исследование телекинеза, который демонстрировал Д.Д. Хоум (1833–1886), один из наиболее известных медиумов того времени.
Вкладом Крукса в методику исследований было внедрение механического измерительного инструмента, так называемого динамометра, для измерения действующих сил. Его измерительная система была сконструирована таким образом, что позволяла графически регистрировать изменение интенсивности сил в процессе их возникновения». (1)

   Парапсихология имеет дело с явлениями, тесно связанными с сознанием и психикой человека, а их появление почти всегда обусловлено экстраординарными способностями, поэтому ПЯ встречаются довольно редко, и крайне трудно их вызвать не только по воле исследователей, но часто и по воле людей, наделенных этими способностями. Это подтверждает один из самых разносторонних медиумов XIX века, Д.Д. Хоум, известный в России при своей жизни под фамилией Д.Д. Юм:

«Я обладаю некими способностями. Я буду счастлив продемонстрировать их в меру своих сил, если вы отнесётесь ко мне как джентльмен к джентльмену. Я буду рад, если вы сможете в какой-то мере объяснить эти явления, и готов участвовать в любых разумных опытах. Сам я не имею власти над этими силами. Не я использую их, а они – меня. Бывает, они покидают меня на несколько месяцев, потом проявляются вновь с удвоенной силой. Я – не более чем пассивный инструмент».

   Следует уточнить, что медиумические способности Хоума и те манифестации высших сил, заявившие о себе через него, стоят на несколько порядков выше среднего уровня способностей медиумов и экстрасенсов. Поэтому некоторые из способностей медиумов и экстрасенсов вполне подвластны их волевым усилиям.

   Первоначально, в конце XIX – начале XX века, цель исследований ПЯ сводилась исключительно к тому, чтобы подтвердить само их существование, что не составляло особых проблем для беспристрастных ученых-исследователей в качестве возможности лично убедиться в реальности ПЯ. Серьезные проблемы научного характера возникали уже в связи с попытками исследователей дать этим явлениям хоть какое-то разумное объяснение, опираясь на известные законы физики. Дело усугублялось ещё и тем, что ПЯ не только не находили объяснения своей природы в рамках известных законов физики, но попросту противоречили им.
   Скептически настроенных ученых приводили буквально в бешенство отчеты исследований своих «неразумных» коллег, признававших реальность существования парапсихических (медиумических) явлений. Эти скептики от науки ещё в конце XIX века занимались травлей своих «неразумных» коллег, осмелившихся подтвердить реальность существования ПЯ, что в полной мере относится к У. Круксу и к его отчетам о медиумических способностях Д.Д. Хоума и других медиумов.

«Вернувшись в Лондон в марте 1871г., Хоум согласился на обследование у юного физика Уильяма Крукса. Английские ученые улыбались – у них не было сомнения, что Крукс окончательно подмочит репутацию Хоума. Ко всеобщему удивлению, отчет Крукса в июле 1871г. был полностью хвалебным. Крукс заявил, что его рациональный ум говорит, что вещи, которые он видел, были невозможны. Несмотря на это, он признал, что окончательно убедился в способностях Хоума подниматься, управлять огнем, удлиняться, вызывать передвижение предметов и т.д. (Крукс также отзывался похвально о Флорине Кук, медиуме, которая материализовала Кэти-Кинг)
Ученые обозлились – они считали, что он обманщик или сумасшедший». (2)

   ПЯ вызывали к себе недоверие и протест у многих представителей науки, что иллюстрируется, в частности, высказыванием известного физика и физиолога Л.Ф. Гельмгольца: «Ни свидетельства членов Royal Society, ни увиденное собственными глазами не убедит меня, хоть умри, что возможна передача мыслей от одного человека к другому помимо известных способов чувственного познания».
   Д.И. Менделеев (1834–1907) умудрился возглавить пресловутую русскую ученую комиссию при Петербургском университете, созданную специально для исследования медиумических явлений, при этом предвзято придерживаясь простейшей теории для объяснения этих явлений – теории обмана: «вся таинственность этих явлений заключается в той наглости и той дерзости, с которой обман практикуется, так что честным людям и в голову не приходит предположить его!» (3)

   Привлечению внимания ученых в России к медиумическим (спиритическим) явлениям мы обязаны деятельному участию в этом двух профессоров Петербургского университета: А.Н. Бутлерова и Н.П. Вагнера, а также издателя и публициста, А.Н. Аксакова. Все они, преодолев свой первоначальный скептицизм, признали реальность существования медиумических явлений, приняв самое активное участие в 1875 году в работе русской ученой комиссии при Петербургском университете, созданной для исследования медиумических явлений. Однако все трое впоследствии отказались от дальнейшего участия в комиссии: «до такой степени действия её членов были неприличны и недобросовестны» (3), что характеризовало в значительной степени деятельность Д.И. Менделеева.
   Так что можно быть признанным ученым в одной области естественных наук и проявлять при этом идеологическую нетерпимость и априорное отрицание по отношению к открытиям в иных областям познания тайн природы, вследствие чего и возникает откровенная предвзятость, проявляющая себя в нарушении нормы приличия и добросовестности. Более подробно о деятельности этой комиссии под руководством Д.И. Менделеева можно прочитать на странице: «Образование русской ученой комиссии для исследования медиумических явлений» (3).

   За полтора столетия исследований ПЯ накоплена внушительная база данных, подтверждающая реальность их существования, однако и сейчас само их существование противоречит законам физики, достигшей за эти полтора столетия значительных успехов, расширивших горизонты научной картины мира. До сих пор попытки ученых-исследователей ПЯ обосновать реальность их существования воспринимаются крайне скептически представителями академической науки, а иначе и быть не может, ведь само существование ПЯ до сих пор противоречит научной картине мира в «храме» современной академической науки.
   На основании того, что физическая природа ПЯ находится вне границ известных физике законов, современная академическая наука относит Парапсихологию к псевдонаукам, формально не только игнорируя существование ПЯ, а попросту отрицая само их существование, что в итоге так или иначе приводит к урезанию финансирования исследований в Парапсихологии. Современная академическая наука на этом же основании причисляет к псевдонаукам: астрологию, хиромантию, биоэнергетику и другие оккультные учения, непризнанные в качестве науки ни одним «серьёзным академическим научным сообществом».
   Получается довольно забавная ситуация, когда апологеты науки как наиболее активные представители «серьезных академических научных сообществ», взявшие на себя смелость выступать от имени науки, полностью игнорируют существование и присутствие в жизни человечества явлений, лежащих вне рамок их научной картины мира, характерной для современного уровня развития академической науки. В заботах о своем реноме им гораздо проще сделать вид, что ПЯ просто не существует, чем разводить руками, демонстрируя явную некомпетентность и полное бессилие дать хоть какое-то научное объяснение «сверхъестественной» природе сил, лежащих в основе как ПЯ, так и в основе Астрологии.
   Страх апологетов науки выглядеть некомпетентными в чем-либо, заставляет их на манер страуса, зарыть голову в песок в своем нежелании видеть что-либо, не вписывающееся в их научную картину мира, которую они, по всей видимости, законсервировали раз и навсегда как истину, не имеющую никакой достойной альтернативы.

   Получается, что для них в мире существует лишь то, чему они в состоянии дать научное объяснение, а все прочее ими игнорируется полностью, как не имеющее права на существование, что и приводит к отрицанию ими самого факта существования ПЯ.
   Ученых-энтузиастов, занимающихся серьезными исследованиями ПЯ, эти апологеты науки подвергали и подвергают мягкой форме остракизма, выражая сомнение в их научной компетентности. Вообще, само по себе отрицание существования ПЯ апологетами науки, выставляет именно их в роли псевдоученых, тупо и априорно отрицающих существование фактов проявления «сверхъестественной» природы ПЯ, заявившей о себе многократно и в разных формах своего проявления за полтора века систематических исследований ПЯ. Поэтому правильнее не Парапсихологию называть псевдонаукой, а апологетов науки, делающих вид, что ПЯ не существует в природе, следует признать псевдоучеными, поскольку настоящий ученый не может игнорировать явления, природа которых пока находится за гранью его понимания. Все значимые научные открытия в естественных науках как раз и раздвигали границы научной картины мира, благодаря чему мы имеем современный уровень развития науки.
   Самым естественным образом, далеко не все представители естественных наук так ортодоксально отстаивают незыблемость научной картины мира, ведь именно достойнейшие представители науки с конца XIX века и по сей день занимались и занимаются исследованиями ПЯ, признавая реальность их существования. Однако апологеты науки, с решимостью ортодоксов отстаивающие незыблемость научной картины мира, мнят себя «избранниками» науки, представляющими «серьезные научные сообщества» и академическую науку в целом.

   До открытия природы электричества, наука была лишена понимания его природы, лежащей в основе множества явлений, известных людям испокон веков. Представьте себе, что в менталитете ученых тех лет довлело бы предубеждение, навязанное «избранниками» от науки, игнорировать все явления, имеющие природу электричества, потому что эти явления не вписывались в научную картину мира того времени. А ведь таких «избранников» от науки было немало во времена Луиджи Гальвано (1737–1798), открывшего электричество, и осмеянного своими «учеными» современниками из числа «избранников» науки.
   Такое ортодоксальное окукливание научной мысли на уровне развития науки до открытия природы электричества, привело бы к полной стагнации науки, а «избранники» от науки точно также делали бы вид, что не существует никаких явлений электрической природы, поскольку они не вписывались бы в научную картину своего времени и не имели бы «строго научного доказательства».
   Благо, что мнение «избранников» от науки, поднявших на смех Луиджи Гальвано с его электричеством, в те далекие времена мало кого интересовало, в результате чего наука, усилиями действительно выдающихся ученых, включая Л. Гальвано и А. Вольта, постоянно расширяла границы научной картины мира.

   Фактически, позиция современных апологетов научной картины мира: игнорировать существование ПЯ - это завуалированный «запрет» на бюджетное финансирование исследований явлений, лежащих за границами современной научной картины мира, границы которой на притяжение всей истории науки неумолимо имели тенденцию к расширению.
   «Избранники» от науки существовали во все века, высмеивая своих талантливых современников, действительно вносивших реальный вклад в развитие науки, поэтому в качестве карикатуры на них можно привести пример «коллег» Галилея, которые отказались посмотреть в его телескоп на спутники Юпитера под предлогом того, что они «не хотят заглядывать в этот дьявольский аппарат». Думаю, что «избранники» от науки во все века руководствовались аналогичной по смыслу аргументацией, чтобы отказать своим талантливым современникам в признании их революционных открытий, попросту игнорируя существование очевидных фактов, как это и происходит с игнорированием ПЯ апологетами научной картины мира.
   По всей видимости, апологеты науки считают, что современная научная картина мира, являясь предметом гордости ученых, претендует на свою завершенность в той же степени, в какой ещё в конце XIX века лорд Кельвин, президент Королевского Научного Общества, заверял своих современников о завершенности научной картины мира своего времени, утверждая следующее: «Сегодня смело можно сказать, что почти все законы физики уже открыты, осталось лишь отшлифовать некоторые мелкие детали».

   Современная научная картина мира, безусловно, в настоящее время доминирует в мировоззренческой палитре прогрессивного человечества, благодаря бурным темпам развития науки за последние два столетия, что вполне предсказуемо, учитывая актуальную потребность человечества в результатах научно-технического прогресса.
   Роль и влияние современной академической науки на государственном уровне в развитых странах трудно переоценить, что оправдывает выделение немалых бюджетных средств на финансирование науки. Учитывая это, как-то невольно приходит на ум историческая аналогия с подобным же по значимости влиянием религиозной картины мира на государственном уровне в большинстве стран мира в минувшие века.
   Ещё несколько столетий назад научная картина мира в своем «зачаточном» состоянии на уровне её единичных носителей вступила в противоречие с библейской картиной мира, доминировавшей в умах подавляющего большинства человечества, включая представителей науки, что и ознаменовало собой начальный этап европейской научной революции XVI–XVII веков.
   Библейская картина мира оказывала влияние на государственную власть и её «финансовые потоки», сопоставимое с современным влиянием академической науки на государственном уровне в развитых странах. В погоне за укреплением своего интеллектуального влияния на умы современников, Церковь справедливо усматривала угрозу библейской картине мира и своему влиянию на государственном уровне со стороны выдающихся ученых своего времени, осмелившихся поставить под сомнение догматы религии. Ну, никак не вписывались в библейскую картину мира с её геоцентризмом научные воззрения на устройство мира ученых, осмелившихся оспорить неподвижность Земли как центра библейского мира. Какими средствами католическая Церковь боролась с попытками посягательств на незыблемость господства в общественном сознании библейской картины мира, хорошо известно – Святая инквизиция с её тюрьмами, пыточными камерами и кострами.
   Галилео Галилей (1564–1642), осмелившийся отстаивать гелиоцентрическую систему мира в изначальном её варианте Николая Коперника, был привлечен к суду Св. инквизиции в 1633 году и поставлен перед выбором: либо он покается и отречётся от своих заблуждений, либо его постигнет участь Джордано Бруно, сожженного на костре инквизиции в 1600 году. 22 июня 1633 года был объявлен приговор, утверждавший вину Галилея в распространении книги с «ложным, еретическим, противным Св. Писанию учением» о движении Земли:

«Вследствие рассмотрения твоей вины и сознания твоего в ней присуждаем и объявляем тебя, Галилей, за всё вышеизложенное и исповеданное тобою под сильным подозрением у сего Св. судилища в ереси, как одержимого ложною и противною Священному и Божественному Писанию мыслью, будто Солнце есть центр земной орбиты и не движется от востока к западу, Земля же подвижна и не есть центр Вселенной. Также признаем тебя ослушником церковной власти, запретившей тебе излагать, защищать и выдавать за вероятное учение, признанное ложным и противным Св. Писанию…»

   После оглашения приговора Галилей на коленях произнес текст отречения. Ученый был приговорен судом Св. инквизиции к, фактически, пожизненному домашнему аресту и запрету письменно или устно «размышлять» о гелиоцентризме. Он избежал участи Джордано Бруно во многом лишь потому, что был когда-то в дружеских отношениях к Папой Римским, а Урбан VIII лично принимал участие 16 июня 1633 года в пленарном заседании Св. инквизиции по его делу.

   Николай Коперник (1473–1543) по счастливому стечению обстоятельств избежал преследования инквизицией, отделавшись лишь частичным запретом своего главного труда «О вращении небесных сфер», чему он посвятил 40 лет жизни, развивая в нем идею гелиоцентризма, о чем стало широко известно задолго до выхода в свет этой книги. Он распространил среди единомышленников рукописный текст своей гипотезы о гелиоцентрической системе мира в варианте, далеком от сегодняшних представлений о солнечной системе, однако сама новизна гелиоцентризма для европейских ученых XVI века, формально, послужила началом научной революции XVII-XVIII веков.
   Усматривая явную опасность идеи гелиоцентризма для Св. Писания, Св. инквизиция лишь 24 февраля 1616 года вынесла приговор гелиоцентризму, отождествляя эту идею с опасной ересью:

«Утверждать, что Солнце стоит неподвижно в центре мира — мнение нелепое, ложное с философской точки зрения и формально еретическое, так как оно прямо противоречит Священному Писанию.
Утверждать, что Земля не находится в центре мира, что она не остаётся неподвижной и обладает даже суточным вращением, есть мнение столь же нелепое, ложное с философской и греховное с религиозной точки зрения».

   Изданная в 1630 году книга Галилея, «Диалог о двух главнейших системах мира», нарушала запрет Св. инквизиции (1616) на распространение ереси гелиоцентризма, что и послужило формальным поводом для привлечения Галилея к суду Св. инквизиции.

   Вот Джордано Бруно (1548–1600) повезло значительно меньше, и он поплатился жизнью за свое свободомыслие в эпоху мракобесия на государственном уровне апологетов религии, отстаивающих Св. Писание с ему присущим геоцентризмом в качестве библейской картины мира. В одном из главных своих трудов, «О бесконечности, вселенной и мирах» (1584), Джордано Бруно не только пытался популяризировал в странах Европы гелиоцентризм Коперника, но и усовершенствовал его модель вселенной, отказавшись от звездной сферы, предположив бесконечность вселенной с множеством других звездных миров, подобных гелиоцентрической системе мира своего времени. Идея о бесконечной вселенной стала во многом актуальна, как альтернатива неизменной звездной сфере двух моделей вселенной: Птолемея и Коперника, благодаря появлению в ноябре 1572 года на небосводе новой и необычайно яркой звезды («Сверхновой Тихо»), что привлекло внимание многих астрономов, включая датчанина Тихо Браге (1546–1601).
   Формально, за Джордано Бруно числился целый список куда более серьезных еретических заблуждений, дискредитирующих христианство в целом, чем его приверженность к гелиоцентризму.

«Монах-отступник, Бруно не делал секрета из своей неортодоксальной христологии. Ходили слухи, что он объявил Христа мошенником, всех монахов – ослами, а католические доктрины – глупостью. Враждебность Бруно подпитывалась убеждением, что Римская церковь является извращением старой, незамутненной религии, которую он связывал с египтянами. Бруно был знаком с собранием текстов, известных как Corpus Hermeticum, авторство которых в то время приписывалось египетскому философу, писавшему под именем Гермеса Трисмегиста. В то время как некоторые видели в герметических тестах предвестие христианству, Бруно рассматривал их как альтернативу этой религии» (4).

   Джордано Бруно можно причислить к жертвам геноцида «еретического» свободомыслия, с чем Римско-католическая церковь мириться не могла, справедливо усматривая в этом угрозу библейской картине мира и своему интеллектуальному господству в пределах досягаемости Св. инквизиции.

   Поэтому, мягко говоря, нескрываемая неприязнь апологетов религии к любым аргументам и фактам, противоречащим их библейской картине мира, – это вполне закономерная реакция, сопровождающая любые религиозные и мировоззренческие разногласия, в основе которых лежат стяжательские интересы гигантских масштабов. Чем более масштабны корыстные интересы, скрывающиеся за религиозной или идеологической вывеской, тем бескомпромиссней интересанты прибегают к крайностям в их отстаивании.
   Вот здесь вполне уместна аналогия с неприязненным отношением современных апологетов науки к самому существованию ПЯ, противоречащих научной картине мира в «храме» современной науки, включая едва сдерживаемую неприязнь к исследователям этих явлений, подрывающим устои академической науки.

   Процесс познания человечеством тайн мироздания за многие тысячи лет проходил в разных странах по-разному, окрашивая своими национальными особенностями промежуточные результаты этого процесса. Однако вполне просматривается тенденция в этом процессе – от простого к сложному, например, от библейской сказки о сотворении мира, до научных гипотез о возникновении вселенной и зарождении жизни на Земле.
   Библейской же картине мира с единым Богом (Творцом, …) предшествовала, в частности, языческая картина мира, описывавшая в древнегреческой мифологии обустройство небесного Олимпа с его иерархией богов, наделенных могуществом влиять на те или иные стороны человеческого бытия.
   На известном этапе развития европейской цивилизации, в качестве доминирующего мировоззрения, на смену библейской картине мира пришла научная картина мира в большинстве западных стран, вытеснившая на уровне общеобразовательных учреждений свою предшественницу, прививая новым поколениям свои приоритеты. Этой же участи только значительно ранее подверглось и многоликое язычество в странах Европы, жестоко вытесненное огнем и мечом христианством с его библейской картиной мира.
   «Влияние научной революции XVII века было настолько сильным, что единственным историческим событием, с которым ее можно сравнить, является возникновение христианства» (4). Вот только последствия европейской научной революции и возникновения христианства были диаметрально противоположными для развития естественных наук, которое было прервано почти на тысячу лет, закатанное под асфальт христианского богословия с его мракобесием, погрузившим Европу в темное средневековье.

   В отличие от христианства, дохристианское язычество на примере древнегреческой цивилизации вполне миролюбиво уживалось с тенденциями развития и процветания в обществе свободы научного и философского мышления, о чем свидетельствуют достижения древнегреческих ученых и мыслителей. Поэтому европейская научная революция XVI–XVIII в., формально, явилась лишь возобновлением естественнонаучных исследований, прерванных на целое тысячелетие тоталитарным господством христианства в Европе.
   Результатом научной революции в эпоху Просвещения XVIII–XIX века стало полное отделение науки от религии на фоне возрастающей свободы научного образа мышления в среде представителей естественных наук.

«Наука почиталась не только за ее открытия, но и как образ мысли… «В словаре химии» (1789) предприниматель Джеймс Кейр (1735–1828) сообщает о новом заграничном поветрии: «Всеобщее распространение знания и вкус к наукам захватили все классы общества во всех странах Европы». Пусть это преувеличение, но все равно — растущий аппетит к науке резко контрастировал с незавидной судьбой некоторых религиозных учреждений» (4).

   Следствием ожесточенной интеллектуальной борьбы представителей естественнонаучного образа мышления с апологетами религии, отождествляемой в эпоху Просвещения уже с суеверием, на смену естественного богословия ученых XVI–XVII века в конце концов пришел ортодоксальный материализм (атеизм) ученых второй половины XIX века, которых уже можно ассоциировать с апологетами науки.
   Современные апологеты науки, по всей видимости, считают, что процесс познания человечеством тайн мироздания завершен на этапе формирования современной научной картины мира, невзирая на многочисленные поползновения «псевдоученых» расшатать эту Вавилонскую башню современной науки, ставшую предметом гордости ученых всего мира. Если религиозные предпочтения в различных странах имеют, отчасти, свои национальные корни, то современная наука с её научной картиной мира имеет общечеловеческую ценность, стирающую национальные границы между учеными всего мира, являясь предметом их всеобщей гордости в той же степени, в какой Вавилонская башня когда-то была предметом амбиций и гордости своих строителей, замысливших такое грандиозное сооружение, согласно библейскому преданию о ней.

   Картина Питера Брейгеля Старшего «Вавилонское столпотворение» (1563).

   Не исключено, что научная картина мира в современном её состоянии, является всего лишь очередным промежуточным этапом процесса познания человечеством тайн мироздания в той же степени, в какой ранее доминировавшая в общественном сознании библейская картина мира предшествовала научной картине мира. По этой очевидной причине, любая из картин мира, претендующая на целостность и завершенность, усилиями своих апологетов, обречена разделить участь Вавилонской башни не столько в плане её физического крушения, сколько в плане утраты прежней своей значимости, что равносильно крушению отживших свой век приоритетов на пути познания человечеством тайн мироздания, как это и произошло в свое время с языческой и библейской картинами мира.
   Не столько апологетам, сколько вменяемым сторонникам современной научной картины мира было бы полезно напомнить изречения на эту тему, пришедшие к нам из глубины веков, но не потерявшие своей актуальности:

«Кто думает, что постиг все, тот ничего не знает» – Лаоцзы.
«То, что мы знаем, – ограничено, а что не знаем – бесконечно» – Апулей.
«Я знаю только то, что ничего не знаю» – Сократ.

   Если разноликое язычество и библейские представления о сотворении мира пытались в силу своих возможностей раскрыть какие-то мистические тайны мироздания, то естественные науки были призваны открыть тайну физических процессов, лежащих в основе материальной стороны бытия человечества – законы природы. Поэтому религиозный мистицизм и наука вступают в противоречие только в рамках претензий их апологетов на какую-то исключительную значимость своих выводов о целостной картине мироздания, самым естественным образом не находящих точек соприкосновения между собой. По большому счету, эти области человеческого знания пытаются донести до нас свои представления о тайнах мироздания, взирая на них с позиции ценностных приоритетов своего мировосприятия, в основе которого лежит либо идеализм, либо материализм. В случае апологетов научной и библейской картины мира следует говорить уже в терминах ортодоксального идеализма и материализма, в крайне воинственных формах своего проявления, обусловленных потребностью апологетов привлечь в сферу своего влияния материальные и интеллектуальные ресурсы в государственных масштабах.
   Взаимному антагонизму библейской и научной картин мира мы обязаны неразумности их апологетов, каждый их которых претендует на всеобъемлемость в познании картины мироздания, опираясь при этом на объективно ограниченный массив доступных людям знаний, расширяя его пределы лишь проецированием своих догадок и фантазий, что в науке фигурирует под видом научных гипотез, таким образом, уподобляясь слепцам из притчи о Слоне и трех слепых мудрецах.

    Вполне возможно, что картина мироздания в своей относительной целостности уподобляется Слону из известной притчи про слепых мудрецов, каждый из которых по-своему воспринимал отдельный фрагмент мироздания как части тела Слона: хобот (язычество), нога (естественные науки), хвост (религия). Это не помешало каждому из них сделать о Слоне, как о реальной картине мироздания, далеко идущие выводы, не имеющие между собой точек соприкосновения и противоречащие друг другу, что и произошло с апологетами (мудрецами) библейской и научной картин мира. Итогом исследования ноги Слона стала современная научная картина мира, а в итоге исследования хвоста Слона мы получили религиозную (библейскую) картину мира в своей многовариантности, отражающей различные фазы движения хвоста.

   Роль апологетов религии и науки в настоящее время значительно превалирует над скромной ролью представителей, в частность, астрологии, как отдаленных наследников древнегреческой мифологии (язычества), лишенных претензий на познание «языческой» картины мироздания. Современные представители «астрологической картины мира» не имеют такого влияния на умы современников, которое сопоставимо с влиянием апологетов библейской и научной картины мира (религии и науки). Поэтому «астрологическая картина мира» не претендует на исключительность в современных условиях, предоставляя людям лишь астрологический инструментарий, игнорируя при этом навязывание языческой картины мира через необходимость служить языческим богам Олимпа, фигурирующим в астрологии в качестве планет солнечной системы.
   Вот в дохристианские времена древнегреческое и римское язычество действительно претендовало каждое по-своему на исчерпывающее видение языческой картины мира, уподобляясь третьему «слепцу» из притчи, чего нельзя сказать про современных представителей классической астрологии, которые не расценивают астрологию в качестве исчерпывающей картины мира, используя её лишь как инструментарий, умудряясь при этом быть прилежными верующими (христианами и пр.), а то и вообще атеистами, что не мешает им извлекать пользу от своих занятий астрологией.
   Единственно, что создает диссонанс в гармоничном восприятии этих трех дополняющих в чем-то друг друга картин мира, так это стяжательские тенденции и гордыня их апологетов (двух из трех слепцов – апологетов религии и науки) в погоне за материальными ресурсами государств и в своих попытках занять главенствующее положение в общественном сознании, отвергая правомерность притязаний своих «конкурентов».

   Когда-то повелителем молний считали бога Зевса (Юпитера) и, если человек был поражен ударом молнии, то в этом древним грекам виделось проявление божественной воли Зевса (Юпитера), а после утверждения единобожья в умах, в частности, христиан, такая гибель уже считалась Божьей Карой, поскольку ничто не происходит с человеком без Божьего Промысла.
   С открытием физической природы электричества, наука легко дала объяснение ниспровергающимся с небес электрическим разрядам молний, однако она не способна дать объяснение причины гибели сиюминутно конкретного человека, расценивая его гибель, как череду случайностей в жизни людей, формально не углубляясь в дебри «причинно-следственных связей», имеющих мистическую природу в отношении судьбы конкретного человека. В данном случае, наука раскрывает нам тайны физической природы небесного электричества, как природного механизма приведения «чьей-то» Воли лишить конкретного человека жизни, будь то даже Воли слепого Случая в научно-атеистической его трактовке.
   Формально, знания людей о физической природе небесного электричества не противоречат ни божественному Промыслу в конкретном случае смерти человека от удара молнии, ни роли повелителя молний Зевса (Юпитера), как возможного посредника в свершении Божьего Промысла.
   Аналогию можно найти в основах устройства любого цивилизованного государства, в котором Государство выносит приговор преступнику через решение суда (Юпитер), однако окончательное решение участи человека, приговоренного, в частности, к смерти, принимает единолично глава государства, наделенный правом изменять решение суда, смягчая его в качестве проявления милосердия, или в противном случае, утверждая приговор суда. Если утрированно рассмотреть роль физических наук в этой ситуации, то она раскрывает тайны физической природы механизма приведения приговора в исполнение, в то время как религия единого Бога нам раскрывает тайную роль главы государства в окончательном решении участи осужденного, а греческая мифология (язычество) нам приоткрывает тайную роль посредника в реализации воли главы государства – Юпитера как представителя судебной власти.
   Следовательно, не существует каких-то принципиальных противоречий между контурными набросками трех картин мира: библейской (с едином Богом), научной (атеистической) и астрологической, по формальным признакам являющейся наследницей древнегреческого язычества. Каждая из этих картин мира описывает своими средствами фрагментарную часть общей картины мироздания как хвост, ногу и хобот Слона, применительно к земной жизни, уподобляясь в наше время лишь двум слепцам, пытающимся делать далеко идущие выводы о Слоне по его хвосту (религия) и ноге (наука).

   Христианство в свое время огнем и мечом вытеснило язычество, насильственно навязывая свою библейскую картину мира, однако даже в среде представителей христианской Церкви, в отдельных её конфессиях, мы встречаем вполне терпимое отношение к астрологии, показательно раскрывающей механизм реализации Божьего Промысла. Так что конфликт между религиозной картиной мира и «астрологической» картиной мира вполне преодолим, чему лишь мешает волюнтаризм отцов Церкви некоторых конфессий христианства в части их толкования божьего Промысла. За примером волюнтаристического толкования Божьего Промысла далеко ходить не надо – Варианты толкования Божьего Промысла о вечной душе.
   В свою очередь религиозная картина мира, находя своих приверженцев по всему миру, в современных условиях вполне толерантно вынуждена уживается с научной картиной мира, доминирующей в умах «прогрессивной» части человечества.

   В науке хорошо известны случаи неожиданного крушения устаревших гипотез, на смену которым приходит новое понимание природы процессов исследуемых явлений и новые теории, однако признанные метры науки, ортодоксально отстаивающие свои устаревшие гипотезы, как раз и являются прототипами «избранников» от науки, считающих свои теории окончательным и незыблемым элементом в научной картине мира. Все попытки результативного переосмысления теорий, ранее получивших признания в научном мире, сопровождаются оказанием сопротивления со стороны «избранников» от науки, ещё недавно пожинавших плоды признания своих морально устаревших теорий.
   Так что отношением «избранников» от науки и пр. апологетов науки, к Парапсихологии как к псевдонауке, можно было бы пренебречь, если бы не их причастность к распределению финансовых потоков на государственном уровне, в чем собственно и состоит глубинная мотивация апологетов науки: навязать широкой общественности свою Веру в безальтернативную истинность естественнонаучной картины мира, в которую никак не вписываются реалии существования сверхъестественной природы ПЯ.

   В истории науки известно немало случаев отъявленной косности мышления некоторых выдающихся представителей науки, выраженной в априорном отрицании возможности существования тех или иных явлений. Например, один из величайших ученых Франции, А.Л. Лавуазье, оспаривал само существование метеоритов с помощью аргумента, узаконенного возглавляемой им Парижской академией наук, что «камни с неба падать не могут, ибо тверди небесной не существует! (камни с неба падать не могут, им там неоткуда взяться!)».
   Французская академия наук в конце XVIII века не только отказалась признать существование метеоритов, но и наложила запрет на их изучение, в результате чего многие коллекции метеоритов оказались на помойке. Современные апологеты академической науки поступают аналогичным образом, априорно отрицая существование ПЯ.
   Теория гравитации Ньютона была воспринята в качестве полного абсурда первым президентом Французской академии наук, Х. Гюйгенсом.
   Президент Королевского научного общества, физик, лорд Кельвин, в 1895 году заявил: «летательные аппараты тяжелее воздуха невозможны!»
   «Корабли без парусов – это нелепость» – отзыв Французской академии наук по поводу предложения Роберта Фултона о постройке парохода.
   Д.И. Менделеев после посещения лаборатории Пьера и Марии Кюри в 1902 году выразил свои сомнения в возможности превращения одного химического элемента в другой: «Я вовсе не склонен признавать даже гипотетическую превращаемость элементов друг в друга». Так что Д.И. Менделеев не только априорно отрицал реальность медиумических явлений, возглавляя комиссию по их исследованию, но отрицал априорно и то, что стало впоследствии признанным в науке фактом.
   Профессор А.М. Бутлеров, выступая в общем собрании VII съезда российских естествоиспытателей и врачей в Одессе, 27-го августа 1883 года, высказался за неприемлемость априорных отрицаний в науке:

«Обращаясь к прошлому, невольно удивляешься, как решаются ещё люди науки дозволять себе априорное (в оригинале: «априорическое») отрицание: история знаний полна примеров, дозволивших Уаллэсу утверждать, что в подобных своих отрицаниях ученые ошибались каждый раз. Отрицалась возможность устройства пароходов и паровозов; отрицалось падение метеоритов и считалось даже неприличным говорить о таком вздорном предмете в собраниях серьезных ученых, какова Парижская Академия Наук; отрицался месмеризм, теперь допускаемый под именем гипнотизма и несомненно захватывающий в свою область известные наблюдения Шарко;…»

   Этой косности мышления ученых дал объяснение известный психолог Г.И. Айзек: «Ученые, если их вырвать из круга узкоспециальных интересов, – те же пациенты, такие же упрямые недоучки, как обычный среднестатистический человек …». (1)

   Если современный уровень развития науки не позволяет представителям академической науки найти научное объяснение каким-либо явлениям, присутствующим в нашей жизни, то это свидетельствует лишь о некомпетентности академических ученых в этой, неведомой для их понимания, области знаний. Поэтому верхом нелепости было бы учитывать мнение апологетов науки о ПЯ в силу их некомпетентности в сверхъестественной природе процессов, лежащих в основе этих явлений.
   Современная наука с её научной картиной мира является прежде всего результатом деятельности ученых, представляющих естественные науки (физические науки), призванные открывать законы природы лишь материальной стороны бытия человечества. Для этих целей востребованы люди научного склада ума, придерживающиеся материалистического мировосприятия, а материализм, как известно, утверждает первичность материи и вторичность сознания, материальность мира и независимость его существования от сознания людей. Однако познания тайн мироздания явно не ограничивается лишь материальной стороной бытия человечества, поэтому и уместна аллегория сопоставления научной картины мира с представлением о Слоне (мироздании) одного из трех слепых мудрецов.

   Тот или иной род профессиональных занятий, где человек может достичь успехов и признания, требует определенной (врожденной) предрасположенности к занятию именно этим родом деятельности, что вряд ли вызывает сомнения и скорее относится к разряду прописных истин. Поэтому врожденные способности к тем или иным сферам профессиональной деятельности в свою очередь накладывают свои специфические ограничения на субъективизм восприятия людей, который полезен и гармоничен в своем проявлении в предназначенной человеку сфере профессиональной деятельности, одновременно делая его невосприимчивым к специфике рода занятости в иных сферах профессиональной научной деятельности. Иными словами, «Рожденный ползать, летать не может».
   Поэтому и не находят взаимопонимания ортодоксальные представители двух философских направлений: идеализма и материализма, представленные в нашем случае апологетами библейской и научной картинами мира.

   Ортодоксальный материализм, как правило, находит свое выражение в атеизме, вообще отвергающим веру в Бога и в любые иные сверхъестественные силы, из чего следует, что апологеты науки принципиально неспособны признать существование сверхъестественной природы ПЯ.
   Врожденный субъективизм восприятия окружающего мира у людей с большей очевидностью проявляет себя в выражении их религиозных (атеистических), идеологических или мировоззренческих предпочтений, часто находящихся в конфронтации с иными точками зрения, чем та, которую разделяет индивид.
   Следовательно, нет ничего необычного в том, что естествоиспытатели (из терминологии XIX века), как представители естественных наук, в большинстве своем (???), не наделены от природы качествами, востребованными для исследователей сверхъестественной природы ПЯ, что делает их профессионально непригодными в этой области познания тайн мироздания.
   Врожденная нетерпимость апологетов научной картины мира, представляющих естественнонаучные отрасли знаний, к сверхъестественной природе ПЯ, делает их попросту профессионально непригодными и некомпетентными в этой области познания тайн мироздания. Категоричность апологетов науки в их априорном отрицании существования ПЯ, с последующим причислением Парапсихологии и Астрологии к псевдонаукам, подкрепляется ещё и их морально-этическими установками, в стремлении воспрепятствовать широкому распространению в обществе мистицизма в разных формах своего проявления. Этот факт часто становится отправной точкой в рассуждениях апологетов науки о ПЯ и Астрологии.
   И если современные апологеты науки вынуждены выражать толерантность по отношению к официальным религиям, то они, с присущим им ортодоксальным материализмом, во все оружие готовы препятствовать развитию знаний о сверхъестественной природе ПЯ, что и наблюдается в настоящее время, как продолжение этой традиции с конца XIX века.
   Единственно, что, отчасти, морально оправдывает завуалированную борьбу апологетов науки с признанием реальности существования сверхъестественной природы ПЯ, так это их атавистическая память о мракобесие апологетов библейской картины мира в лице инквизиции во времена начального этапа научной революции XVI–XVII веков, и в последующий два века в Европе, когда апологеты религии в лице духовенства своими интригами всячески препятствовали научно-техническому прогрессу человечества.
   Следовательно, вполне очевидна тщетность обращений ученых, исследующих ПЯ в Парапсихологии, к своим «коллегам», представляющим академическую науку, чтобы те признали существование ПЯ. Эта тщетность во многом тождественна той гипотетической тщетности ученых и мыслителей, уровня Г. Галилея и Д. Бруно, добиться признания своей правоты в суде Св. инквизиции, дабы католическая Церковь признала «очевидным» факт вращения Земли вокруг Солнца, противоречащий библейской картине мира, включая признания их права на научное свободомыслие в эпоху торжества мракобесия Св. инквизиции.
   Показателем абсурда и наивности ученых, исследующих ПЯ в Парапсихологии, является их стремление добиться признания существования ПЯ от своих «коллег» – апологетов науки, которые на самом деле представляют для них идейных врагов, отстаивающих свою естественнонаучную картину мира, вопреки реальности существования ПЯ, имеющих сверхъестественную природу происхождения.
   Это уровень мировоззренческих и идеологических разногласий, сопоставимый лишь с разногласиями слепых мудрецах о Слоне между собой и зрячим ребенком, которому доступно от природы видеть контуры всего Слона целиком, однако его малый возраст не позволяет ему описать увиденное в привычных для слепых мудрецов терминах.

   Двум слепцам – апологетам науки и религии, ни при каких условиях не прийти к консенсусу между собой, отождествляя мироздание (Слона) каждый на свой лад: либо с ногой (наука), либо с хвостом (религия). Тем более этим слепцам недоступно восприятие даже контурного образа Слона как целостной картины мироздания, находящей свое проявление в реальности существования ПЯ, как проявление сил и энергий сверхъестественной природы, в малой толике заявивших о своем присутствии в этих ПЯ, одновременно являющихся основой механизма астрологического влияния объектов солнечной системы на земную жизнь.
   Апологеты науки, снедаемые жаждой оторвать ещё более жирный кусок бюджетного пирога на свое финансирование, всегда будут препятствовать своим «псевдонаучным» конкурентам заявлять свои права на равноправное существование, требующее своего бюджетного финансирования.
   Поэтому, что Церковь когда-то непримиримо боролась за свое влияние на умы прихожан, дабы увеличить свое материальное благополучие, используя в качестве инструмента для этого инквизицию и иное свое влияние (интриги духовенства) на сильных мира сего, что современные апологеты науки в погоне за ещё большим куском бюджетного пирога готовы использовать рычаги своего влияния на государственном уровне, чтобы не допустить посягательств на незыблемость Веры в их научную картину мира (космология), являющуюся лишь уделом научных гипотез, т.е. проецированием догадок и фантазий служителей «храма» академической науки. Ещё в XIX веке «один из наиболее энергичных защитников прикладной науки в Англии, Лайон Плэйфэр, обращаясь в 1853 г. к членам Института механики, без стеснения заявил, что «наука — это религия, и ее философы — жрецы природы» (4).

   В ценности для человечества научных открытий, имеющих прикладное значение, вряд ли кто-либо может сомневаться, а вот научные космологические гипотезы, являющиеся лишь продуктом научных фантазий ученых, могут восприниматься разумными людьми только на веру, что и роднит в некотором смысле апологетов науки и религии, позволяя сравнивать их со слепыми мудрецами из притчи про Слона.

   Парапсихология до сих пор находится на этапе эмпирического накопления данных, способных подтвердить лишь реальность существования ПЯ, с тщетной наивностью «малого ребенка» добиваясь признания результатов своей деятельности у отчима в лице апологетов науки. ПЯ акцентируют внимание их исследователей в Парапсихологии на неизбежности существования каких-то неизвестных современной науке сил сверхъестественной (мистической) природы. В качестве теоретического обоснования природы некоторых ПЯ выдвигались разные теории: от спиритической, согласно которой ПЯ вызваны «духами» умерших людей, до космологических теорий. Так, К.А. Мейс предложил теорию «психического эфира», в котором распространяются психические волны и оставляют следы прошлых событий. Его теория получила свое развитие в трудах Г.Г. Прайса, допускавшего, что люди связаны между собой посредством «коллективного бессознательного и благодаря этому возможна телепатия». На смену теории «психического эфира» пришла концепция ПСИ-поля, но как не называй источник сил и энергий, лежащих в основе ПЯ, будь то любое сочетание букв, однако это ни в коей степени не приблизит исследователей ПЯ к пониманию загадочной и сверхъестественной природы этих явлений.
   Формально, Парапсихология в настоящее время находится в тупиковом ветви своего развития лишь потому, что она отделяет предмет своих исследований от Астрологии, не столько в плане необходимости пропаганды астрологической практики, что неоправданно и даже вредно, сколько в признании тех сверхъестественных сил и энергий, лежащих в основе механизма работоспособности Астрологии, которые во многом могут быть причастны к тому, что пытаются объяснить в Парапсихологии с помощью абстрактных гипотез существования «психического эфира» или ПСИ-поля.

   Парапсихология и Астрология причисляются апологетами науки к разряду псевдонаук, поэтому для ученых, представляющих Парапсихологию, было бы логичным не замыкаться лишь в узком круге своих изысканий, которые за полтора столетия накопили немалую базу данных для признания реальности существования ПЯ, в чем ещё в конце XIX века не сомневались многие ученые, уровня У. Крукс и А.Н. Бутлерова.

   «Метать же бисер перед свиньями», как известно, это пустая и опасная затея.
   Сверхъестественная природа сил и энергий, лежащая в основе ПЯ и Астрологии, делает возможным объединить Парапсихологию и Астрологию на более высоком уровне развития Парапсихологии в качестве науки о сверхъестественном, в противовес естественнонаучным дисциплинам академической науки. Поэтому правильнее отождествлять Парапсихологию и Астрологию не с псевдонаукой, как это делают апологеты науки, имея на то действительно веские причины, а с наукой о сверхъестественном, что в большей степени отражает соотношение самодостаточных областей знаний о тайнах мироздания: естественных наук и науки о сверхъестественном.

   В той же степени в какой естественные науки в эпоху научной революции (XVI–XVIII век) зародились в «чреве» европейской науки позднего средневековья, когда под наукой понималась сумма всех знаний и когда теология была царицей наук, а библейская картина мира представляла собой ортодоксальную физическую теорию, подкрепленную философскими аргументами, точно также и Парапсихология появилась из «чрева» естественных наук, представители которых, вооруженные научными методами познания, занялись исследованием ПЯ, убедившись в их реальности, несмотря на тщетность своих попыток дать этим явлениям естественнонаучное объяснение в рамках научной картины мира, что объясняется неоспоримым присутствием сверхъестественной природы сил, стоящих за ПЯ.
   Наука о сверхъестественном, как симбиоз Парапсихологии и Астрологии, уже сейчас может быть полезна человечеству, сэкономив многим развитым странам мира гигантские финансовые и материальные ресурсы. То есть наука о сверхъестественном уже сейчас в своем зачаточном состоянии может многократно окупить затраты на осмысление сверхъестественной природы сил и энергий, лежащих в основе ПЯ и Астрологии. Реальным препятствием к этому служат лишь протекционизм апологетов науки, навязывающих свою Веру в непогрешимость научной картины мира (космология), в которой нет места для ПЯ и Астрологии.

   Тот факт, что к услугам астрологов прибегают сильные мира сего, включая глав многих государств, не является секретом, сводя на нет любые сомнения в реальности сверхъестественной природы астрологического влияния на нюансы человеческого бытия. В занятиях астрологией были замечены многие из представителей науки, ставшие предвестниками научной картины мира, оставаясь при этом людьми верующими, однако их естественное богословие было менее ортодоксальным, что и отличало их от религиозных фанатиков своего времени. Любой человек может лично убедиться в работоспособности астрологии в первом приближении, приложив к этому некоторые усилия и проанализировав аспекты транзитных планет к своему наталу, применительно к наиболее ярким событиям из своей собственной личной жизни, которые известны лишь самому человеку.
   Апологеты науки, априорно отрицая астрологическое влияние объектов солнечной системы на судьбы людей, попросту не имеют смелости убедиться в своей неправоте, исследовав наиболее яркие события своей собственной жизни, через призму классического астрологического инструментария, выше описанным образом. Это на прямую их уподобляются карикатурным «коллегам» Галилея, которые отказались посмотреть в его телескоп на спутники Юпитера под предлогом того, что они «не хотят заглядывать в этот дьявольский аппарат».
   Таким образом, сам по себе достаточно простой классический инструментарий астрологии, доступный любому желающему, апологетами научной картины мира априорно отторгается в той же степени, в какой телескоп Галилея воспринимался наиболее ортодоксально религиозными его «учеными коллегами» как дьявольский аппарат.

   Современников Галилея ещё можно оправдать тем, что подавляющее большинство ученых того времени были проводниками библейской картины мира в науке, разделяя её ортодоксальные приоритеты.
   Вот менее ортодоксальным в своей религиозности ученым, преследуемым церковью в эпоху начального этапа научной революции, не мешали открывать законы природы их богословские и метафизические представления.

«Законы в их глазах были правилами, установленными для природы разумным Божеством. Так, философ Рене Декарт (1596–1650) утверждал, что он открывает «законы, данные природе Богом».
«Яркий реформатор химии и медицины Парацельс (ок. 1493–1541) предполагал, что при сотворении мира Бог оставил на каждом растении волшебный знак, свидетельствующий о его лечебных свойствах. Порой божественная подпись абсолютно понятна: так, чертополох излечивает от колючего кашля».
«Даже Исаак Ньютон (1642–1727), описывая действие силы тяготения математическими уравнениями, все же приписывал её всемогуществу Бога. Его критик Г.В. Лейбниц (1646–1717) объявил Ньютона в том, что тот выдает действие гравитации за нескончаемое чудо».
«Как выразился астроном Иоганн Кеплер (1571–1630), раскрывая геометрию творения, ты повторяешь вслед за Богом Его мысли.
Сторонники научных исследований часто указывали, что Бог открыл себя в двух книгах – в книге своих слов (Библия) и в книге своих трудов (природа). Если мы обязаны изучать первую книгу, то и вторая подлежит изучению». (4)

   Следует акцентировать внимание на том, что многие из ученых XVI–XVII веков, с чьими именами современная наука связывает научную революцию, сохраняли веру в Бога, во многом не благодаря своей приверженности Св. Писанию и слепой Вере в Бога, а благодаря своим познаниям в астрологии, свидетельствующим о реальности существования сверхъестественных сил, отождествляемых ими с именем Бога-Творца, и так или иначе влияющих на судьбы людей.
   Немецкий астроном и астролог Региомонтан, урожденный Иоганн Мюллер (1433–1476), основал обсерваторию в Нюрнберге, где, в частности, вел наблюдения за кометой Галлея. «Он опубликовал эфемериды (таблицы планетарных положений), которыми, среди прочих, пользовался и Колумб. Папа Сикст IV привез его в Рим, чтобы он помог в составлении календаря». Среди астрологов он получил признание своей системой деления домов, носящей его имя. (5)
   Датский астроном Тихо Браге (1546–1601), названный своими современниками «королем астрономов», был астрологом и алхимиком. Как астроном, он добился высокой точности в астрономических измерениях, что, без сомнения, повышало точность его предсказаний, часть из которых получила всеобщую известность. Он оказывал астрологические услуги многим влиятельным персонам своего времени, включая короля Дании, в частности, интерпретируя гороскопы его детей.
   Во многом заслугой Тихо Браге как астронома была та тщательность, с которой он проводил астрономические измерения новой звезды ("Сверхновой Тихо"), воссиявшей на небосводе в ноябре 1572 года, своим появлением раз и навсегда перечеркнувшей былые заблуждения о неизменности звездного неба как звездной сферы Птолемея (Коперника).
   Иоганн Кеплер (1571–1630), астроном и физик, открывший три закона небесной механики, преодолев свой первоначальный скептицизм по отношению к астрологии, под давлением фактов из собственного опыта занятий астрологии, убедился в «неизменном совпадении звездных конфигураций и земных событий», что не оставило ему шансов сомневаться в значимости астрологии. Он составлял гороскопы для многих влиятельных персон, уделяя занятиям астрологией свое время.
   Исаак Ньютон (1642–1727), имевший чрезвычайно широкий диапазон научных интересов, явно не имел ни времени, ни возможности отвлекаться на серьезные занятия астрологией, тем не менее сохранил в своей библиотеки 4 книги по астрологии. Из воспоминаний племянника Ньютона известно, что свой серьезный интерес к точным наукам Ньютон связывал с книгой по астрологии, купленной им летом 1663 года, когда он был студентом Кембриджского университета. Вполне возможно, что он мог не афишировать свои занятия астрологией, уделяя им лишь весьма ограниченное время, оставаясь достаточно набожным человеком, что во многом определяло его личное естественное богословие, коим «грешили» многие ученые его времени, как неким компромиссом между верой в Бога и научным образом мышления.
   Этот перечень имен выдающихся ученых XVI–XVIII века, имевших возможность на собственном опыте убедиться в работоспособности астрологии, можно было бы расширить, но в нашем случае достаточно и его, чтобы убедится в том, что интерес к астрологии ни в коей мере не препятствовал вере ученых в Бога-Творца, а приводил к обратному эффекту: укрепляя её фундамент в качестве естественного богословия, в то время когда библейская картина мира катастрофически теряла свою актуальность и популярность, уступая натиску аргументов ученых естествоиспытателей.

   История науки показывает, что пионерами естественных наук в эпоху научной революции становились ученые, вовсе не отрекавшиеся от веры в Бога, а всего лишь отвергавшие ортодоксальную приверженность своих коллег к библейской картине мира, т.е. противостоя апологетам религии в науке и обществе своего времени, что и служило поводом гонений на них со стороны Церкви.
   В свою очередь, пионерами в исследованиях ПЯ в конце XIX века становились неординарные представители естественных наук (Крукс, Бутлеров и многие др.), вооруженные научными методами познания, но при этом необремененные ортодоксальным материализмом, что им и позволило под влиянием неопровержимых фактов, проявив гражданскую смелость, признать реальность ПЯ, в отличие от ученых собратьев, лишенных гибкости научного мышления под влиянием ортодоксального материализма, что и превращало их в апологетов научной картины мира, т.е. в жрецов при «храме» науки.
   Как и в случае с апологетами религии, чинившими препятствия на пути развития естественных наук в Европе, апологеты науки точно также стремятся воспрепятствовать развитию нового направления в познании тайн мироздания, связанных со сверхъестественной природой сил, лежащих в основе ПЯ и Астрологии.

   Библейская картина мира предполагает веру в сверхъестественную природу Бога, а вера, на то она и вера, не предполагает потребности в каких-либо материалистических доказательствах существования сверхъестественной природы Бога, кроме чисто философских и умозрительных доказательств его существования, в частности, от Фомы Аквинского.
   Парапсихология претендует на признание реальности существования сверхъестественной природы сил, лежащих в основе ПЯ, а это в свою очередь вступает в противоречие с убеждениями апологетов религии, вполне довольствующимися лишь верой в сверхъестественную природу Бога. Поэтому-то апологеты религии и противопоставляют сверхъестественную природу Бога дьявольской природе медиумических (спиритических) явлений, в полную силу заявивших о себе с середины XIX века через медиумов, что в конечном итоге привлекло внимание к этим явлениям ученых в разных странах мира, необремененных ортодоксальным материализмом.
   Негативное отношение апологетов церкви к дьявольской природе медиумических (спиритических) явлений имеет вполне банальное объяснение, связанное с их претензиями на монополию христианской Церкви на чудотворцев, главным из которых является Иисус Христос, согласно канонизированному свидетельству четырех его евангелистских апостолов. Сверхъестественная природа чуда может иметь божественное происхождение, по всей вероятности, лишь в том случае, если оно является следствием религиозного экстаза, примером которого может служить святой Иосиф (1603 - …), «летающий монах», многократно и публично возносившийся в воздух в этом состоянии.

   Астрология точно таким же образом убеждала и убеждает многих представителей естественных наук в реальности существования сверхъестественных сил, лежащих в основе астрологического влияния небесных тел на человеческую жизнь. Вместе с этим астрология представляла и представляет из себя предмет всевозможных запретов со стороны апологетов религии, паразитирующих на достаточности веры в Бога, что стимулирует лишь волюнтаризм среди апологетов различных религий в толковании ими Св. Писания и Божьего Промысла, приводящий к появлению новых сект и религиозных конфессий.

   Парапсихология и Астрология привносят значительную порцию идеализма в материалистическую научную картину мира (нога Слона), вместе с тем привнося в библейскую картину мира (хвост Слона), с её самодостаточным идеализмом, материалистическое подтверждение реальности существования сверхъестественной природы сил, связываемых Церковью с именем Творца, пусть даже иногда через его Антипода.
   Таким образом, наука о сверхъестественном как симбиоз Парапсихологии и Астрологии позволит заполнить пробелы в познании целостной картины мироздания, обозначая пока лишь контурный набросок «Слона в целом», соединяющий между собой «картины мира» трех слепых мудрецов: о ноге Слона как научной картины мира, о хвосте Слона в качестве библейской картины мира и о хоботе Слона, представления о которых уже имеют вполне сложившиеся очертания в культурном наследии человечества.

   Под апологетами науки подразумеваются лишь некоторые именитые представители академической науки, априорно и категорически отрицающие существование ПЯ и основы Астрологии, часто на том основании, что на ниве занятий астрологией и экстрасенсорикой процветает значительная доля шарлатанов, паразитирующих на доверчивости и суевериях простых людей.
   Спрашивается: а какая сфера человеческой деятельности не отмечена присутствием шарлатанов всех мастей? В роли которых зачастую выступают попросту неквалифицированные представители различных профессий, и это в лучшем случае.
   Научный мир также не отличается в этом отношении своей исключительностью, поэтому лишь апологеты науки, отстаивая свою «Веру» в научную картину мира (космология), навязанную ими «прогрессивной» части человечества, могут опускаться в своем ничтожестве до таких аргументов, пытаясь вылить из купели с водой и младенца. В этом отношении апологеты науки ничем не уступают апологетам религии времен XVI–XVII веков по стилю и содержанию своей идеологически выверенной (лживой) аргументации.
   Для человеческой психики одинаково опасны как фанатичная религиозность апологетов религии, так и её противоположность – ортодоксальный материализм апологетов науки. За каждой из этих крайностей стоит скрытое корыстолюбие сектантов.

   В этом разделе сайта будут приводиться примеры ПЯ, которые с позиции апологетов науки просто не существуют, а также некоторые другие интересные факты и рассуждения.

       Литература
1  Парапсихология. Факты и мнения, М. Рицль, Москва, 1999.
2  Колин Вильсон (Уилсон) «Оккультизм». Москва. 1994.
3  Спиритизм в России, В. Прибытков, С.-Петербург, 1901.
4  Наука и религия, Д.Х. Брук, Москва, 2004.
5  Энциклопедия астрологии, Джеймс Р. Льюис, Ростов-на-Дону, 1998.

2017 – март 2018

Медиум Даниэль Дуглас Хоум, известный в России под фамилией Д.Д. Юм

   Большая часть текста биографии Д.Д. Хоума (Daniel Duglas Home) представлена в виде компиляции цитат из двух источников:
     1  Колин Вильсон (Уилсон) «Оккультизм», Москва, 1994г.
     2  Д.Д. Хоум «Происшествия в моей жизни», 1863г.

   «Хоум родился в деревне Курри, около Эдинбурга, Шотландия, 20 марта 1833г. Его мать была шотландской горянкой, имеющей в своем активе длинную цепь пророчеств – она всегда предсказывала смерти друзей и родственников.
   У Даниэля появились видения в 4 года: он лицезрел события, которые происходили в другом месте. Ничего не известно о его отце, видимо, он был незаконнорождённым.
   Его воспитывала тетя. Он утверждает, что его отец был законным сыном графа Хоума, так что, возможно, мать была обольщена повесой-аристократом, а потом брошена. Это объясняет также, почему в 9 лет Даниэл путешествовал в Америку с сестрой матери миссис Кук и её мужем. Его мать ехала туда же с мужем и 7 детьми. Не совсем ясно, почему Хоум жил у тети, а не в своей семье». (1)
   Однако Хоум в своей книге, «Происшествия в моей жизни», описывая события, связанные со смертью матери, упоминает её мужа как своего отца:

«Я родился около Эдинбурга, в марте. 1833. Когда мне было около года меня усыновила тетя; и я сопровождал ее и ее мужа в Америку, когда мне было около девяти лет. …
Я не могу вспомнить, когда я впервые стал объектом любопытных явлений, которые сейчас так продолжительно посещают меня, но моя тетя и другие родственники рассказывали мне, что, когда я был ребенком, моя колыбель часто раскачивалась, как будто какой-то дух опекуна ухаживал за мной в моих снах. Моя тетя также рассказала мне, что, когда мне было около четырех лет, у меня было видение обстоятельств, связанных со смертью моего двоюродного брата. …
Моя мать была провидицей на протяжении всей своей жизни. Она умерла в 1850 году, в возрасте сорока двух лет. У нее было то, что известно в Шотландии как второе зрелище, и во многих случаях она видела вещи, происходившие на большом удалении от неё, которые впоследствии были подтверждены очевидцами в точности, как она их описала. Она также предвидела много событий, которые произошли в семье, и предсказала уход (смерть) родственников, и, наконец, она предсказала свою собственную смерть за четыре месяца.
Мне было тогда семнадцать лет, и я жил в Норвиче, штат Коннектикут, и моя мать жила в Уотерфорде, недалеко от Нью-Лондона, в двенадцати милях от нас. Однажды я внезапно почувствовал сильный импульс, внушавший мне, что она хотела меня видеть, и я незамедлительно отправился к ней. Когда я пришел, у меня сложилось впечатление, что она хотела сообщить мне что-то особенное в тот вечер. Когда мы остались одни, я повернулся к ней и сказал: «Что ты хочешь мне сказать, мама?» Она с удивлением посмотрела на меня, а затем на ее лице появилась улыбка, и она сказала: «Ну, дорогой, хочу сказать, что через четыре месяца я оставлю тебя». Я недоверчиво спросил, откуда она это знает, и она сказала: «Твоя младшая сестра, Мэри (умершая четыре года назад), пришла ко мне в видении, держа в руке четыре лилии, и позволила им проскользнуть сквозь пальцы один за другим, сказав: «И тогда ты придешь ко мне». Я спросила ее, означают ли четыре лилии года, месяцы, недели или дни, и она ответила мне, что «это месяцы».
Меня особенно впечатлило это повествование, когда моя мама добавила, что «я буду совсем одинока умирая, и рядом со мной не будет никого из родственников». Мне показалось это невероятным, поскольку семья была большой, и у нас было много родственников, поэтому я сказал ей, – О, мама, я так рад, что ты сказала мне об этом, потому что это означает, что это должно быть ложное видение. – Она покачала головой, не согласившись со мной. …
По-видимому, невозможное пророчество было буквально исполнено, потому что по странному стечению обстоятельств моя мама заболела среди незнакомцев, и телеграмма, которую они отправили в последний день четвертого месяца, уведомляя родственников о ее серьезной болезни, дошла до нас около одиннадцати утра. Тогда я был прикован к постели из-за болезни в доме моей тети, и она не могла меня покинуть; телеграмма была отправлена моему отцу. В тот же вечер, когда сумерки сгущались, оставаясь один в моей комнате, я услышал голос у изголовья кровати, который я не узнал, торжественно сказавший мне: «Дэн, двенадцать часов». Я повернул голову, и между окном и моей кроватью я увидел то, что казалось бюстом моей матери. Я видел, как ее губы двигались, и снова я услышал те же слова: «Дэн, двенадцать часов». В третий раз она повторила это и исчезла. Я был очень взволнован, и поспешно позвонил в звонок, чтобы позвать мою тетю; и когда она пришла, я сказал: «Тетя, мама умерла сегодня в двенадцать часов, потому что я видел ее, и она сказала мне об этом». Тетя ответила: «Чепуха, дитя, ты болен, и это результат лихорадочного состояния твоего воспаленного мозга». Однако мои слова соответствовали действительности, что подтвердил впоследствии мой отец о её смерти в двенадцать часов, и об отсутствии близких родственников рядом с ней для того, чтобы закрыть её глаза.
Моя мать также рассказывала мне, что ее великий дядя, Колин Уркхарт и ее дядя, мистер Маккензи, также были провидцами и одарены вторым зрением». (2)

   «Он (Хоум) был болезненным ребенком, подверженным обморокам, страдал от туберкулеза с раннего детства. Он был определенно артистичен, играл на фортепьяно и пел чистым сопрано. Его память была отличной; он мог цитировать целые поэмы и проповеди.
   В 13 лет у него было видение его друга по имени Эдвин, который появился у изножья его кровати: Эдвин сделал три круга в воздухе, что, как думал Хоум, означало, что Эдвин умер 3 днями раньше. Когда это позже подтвердилось, Куки были поражены, но отнюдь не рады; годы спустя, после смерти его матери, они ещё больше испугались, когда столы стали скользить по комнате и за завтраком отовсюду слышались постукивания. Госпожа Кук обвинила племянника в том, что он привел дьявола в дом и швырнула в него стулом.
   Баптистский священник попросил его встать на колени рядом с собой и молиться, а стуки аккомпанировали их молитвам, как учитель музыки отстукивает ритм. После более сильных передвижений мебели тетя предложила ему найти другое пристанище». (1)

«Моим единственным утешением в это время была другая моя тетя, вдова, которая жила рядом, и чья сердечная симпатия сделала много, чтобы подбодрить и утешить меня. В ее доме, когда я навещал ее, происходили одни и те же явления; и мы вскоре начали задавать вопросы, на которые мы получили интеллектуальные ответы.
Дух моей матери в ее доме таким образом сообщил следующее: «Daniel, не бойся, дитя мое, Бог с тобой, и кто будет против тебя? Ищи возможность делать добро: будь праведным и правдивым, а ты будешь преуспевать, дитя мое. Славная миссия - убедить неверных, исцелить больных и утешить плач». Это было первое сообщение, которое я когда-либо получал, и это произошло в течение первой недели этих посещений. Я хорошо это помню. Я никогда не забываю об этом и всегда буду помнить, пока буду жив. У меня есть причина помнить об этом, потому что на следующей неделе я пришел в дом тетушки, которая усыновила меня; поскольку она не могла снести продолжение явлений, которые так огорчали ее религиозные убеждения, она решила, что я должен покинуть ее дом, что я и сделал». (2)

   «Вряд ли он мог выбрать лучший момент уйти. "Стуки" появились в 1846 г. (сестры Фокс), когда он оставил дом – в 1851 г., мир был полон людьми, готовыми предложить ему убежище и проверить его способности.
   Скорые доказательства ошеломили. Комиссия из Гарварда, включая поэта Уильяма Куллера Брайанта, удостоверилась, что стол, вокруг которого они сидели при дневном свете, не только двигался в стороны, заставляя их отодвигаться, но и поднимался на несколько дюймов над полом. Пол вибрировал, как от пушечного выстрела, а стол вставал на две ноги, как лошадь на дыбы. А в это время, по настоянию Хоума, присутствующие крепко держали его руки и ноги. Не было сомнений в том, что происходящее истинно». (1)

«С этого момента у меня не было ни минуты, чтобы посвятить её себе. В болезни или в здоровее, днем или ночью, моя личная жизнь была подвержена вторжению всеми желающими, некоторыми из любопытства, а другими руководствовали более высокие мотивы. Мужчины и женщины всех классов и всех стран; врачи и люди науки, министры всех убеждений, люди литературы и искусства, все с нетерпением искали доказательства этого великого и всепоглощающего вопроса о возможности духовных причин, действующих в этом мире природы.
Для себя у меня нет объяснений, чтобы предложить причину появления этих незавидных проявлений в моем собственном случае. Как уже было видно, они пришли ко мне совершенно нечаянно и со всеми неприятными и болезненными аккомпанементами, которые я описал. Я не имею и никогда не имел ни малейшей власти над ними, ни для их появления или завершения, ни для их усиления или ослабления. Какими могут быть особые законы, по которым они стали развиваться в моем присутствии, я знаю не больше, чем другие. Пока они происходят, я не осознаю, в каком режиме они производятся, и не о том, что должно произойти. Любые особые ощущения, которые я могу испытать при определенных проявлениях, я опишу, насколько я могу, упоминая о видениях или внешних явлениях. Помимо того, что у меня очень нервная организация (темперамент), во мне нет ничего особенного, о чем бы я знал; но у меня слабое здоровье, и я твердо верю, что, если бы не эти явления, я бы не прожил долго. В этом убеждались многие высокопоставленные врачи, вынося свои суждения обо мне. Часто во время самых тяжелых периодов болезни мои боли внезапно успокаивались таинственным образом, и много раз, когда было невозможно передвинуть меня в постели, из-за опасения увеличения кровоизлияния из легких, моя голова медленно была поднята, и моя подушка была повернута невидимыми руками. Это неоднократно подтверждалось многими людьми. …
Эти необычные события, за некоторыми исключениями, продолжались со мной с тех пор, как я описал их начало, и они расширили свой диапазон самым поразительным образом, к моему собственному удивлению в не меньшей степени, чем к удивлению других. Они доказали мне и тысячам беспристрастных и добросовестных исследователей существование духовных сил, проявление которых рассчитано на то, чтобы революционизировать современное невежество как философии, так и теологи». (2)

   «Он продолжал совершать события, подобные описанному, до конца жизни, и сотни, возможно, тысячи свидетелей поручатся за их истинность. Он никогда не просил уменьшить освещение. Иногда он просил связывать его, но чаще нет – он сидел, видимый всеми, в кресле рядом с главным столом и, без сомнения, не мог наклонить его или передвинуть.
   Он никогда не беспокоился об "атмосфере" – окружающие могли говорить, о чем угодно. Демонстрация начиналась с вибрации стола, которая могла распространиться на все помещение. Если он был в ударе, после этого могло произойти все что угодно: колокола звонили, бубны звенели, кисти рук появлялись из воздуха, размахивая носовыми платками. Мебель двигалась, как потерявшая вес. Большое пианино проплыло через комнату, а стулья запрыгивали на него. Музыка играла, вода разбрызгивалась, птицы пели, утки крякали, голоса духов говорили. Духи обычно кончали словами "Доброй ночи. Бог да благословит вас".

   Священник С. Б. Бриттан был напуган, когда Хоум внезапно впал в транс и начал говорить отрывистые фразы женским голосом. Перед входом в транс Хоум идентифицировал священника как Ханну Бриттан, хотя Бриттан был уверен, что никто не знал о её существовании – она была религиозной маньячкой, преследуемой видениями, сошла с ума и умерла.
   Однажды, во время вибрации стола, в комнату ворвался грохочущий шум волн вместе со скрипом корабельного леса. Дух по буквам сказал свое имя, и один из присутствующих узнал в нем друга, погибшего в шторм в Мексиканском заливе. Законы природы изменяются духами. Когда стол наклонен, предметы как будто приклеены к поверхности: свеча не просто продолжает гореть, она горит, как будто она стоит прямо.
   На опытах Хоума было всегда много людей, он их очаровывал и поражал своей культурой и чувственностью. Знатнейшие и богатейшие люди общества желали познакомиться с ним. Он был простым, покладистым, разговорчивым, любил играть с детьми, потому что был ближе к ним, чем к взрослым. Люди, которым он не нравился, находили его слабым, вульгарным и не заслуживающим доверия.
   Его фотографии запечатлели его характер: бледное лицо, очень похожее на лицо По, «артистическая» прическа, вызывающая одежда, печальное и задумчивое выражение лица.

    Следует заметить, что с годами он стал жестче и самовлюблённее. Но он всегда был галантным, особенно с женщинами, легко ранимым и очень зависимым от других людей. Он был снобом, любил носить дорогие драгоценности и останавливаться в богатых домах. В то же время он был непрактичным. Он хотел быть наравне с аристократами и слыл знаменитостью среди своих, поэтому он смертельно обижался, если ему предлагали деньги.

   На манифестациях он настаивал, что знает о присутствующих не более, чем любой из них. Здесь не было секрета. События просто случались, когда он был в комнате; все, что он должен был сделать, это релаксировать и создавать себе настроение.

   В Америке он представлял свою наиболее убедительную манифестацию – взлет. 8 августа 1852г, сидя на велосипеде и держа руки сидевших рядом, он поднялся, коснувшись головой потолка, руки он, естественно, отпустил. Хоум говорил, что чувствовал, как кто-то словно опоясал его и тащит вверх. Но однажды ему удалось подняться всего на два дюйма над креслом.
   Как медиум по духам, т.е. по в связи с умершими – он был на уровне других медиумов. Он был часто удивительно точен, но, впрочем, это нормально для всех медиумов. Сестры Фокс ошибались, когда давали точную дату прибытия кого-либо по стукам. В других случаях сообщения Хоума были запутанными или личными, т.е. третье лицо не могло их проверить.

   В 1855г, в возрасте 22 лет, он решил посетить Европу. Хотя у него не было опыта работы вне Америки, что-то подсказало, что интересное ожидает его там. Он не ошибся. В Лондоне он решил остановиться в отеле Кокса на Джермин-стрит, и его хозяин Уильям Кокс взял его под опеку». (1)

«В январе 1855 года погода была более холодная и суровая, чем обычно, и мой кашель настолько усилился, что появились другие симптомы более тревожного характера, в связи с чем мне пришлось полностью отказаться от идеи: завершить свое медицинские образование. Мнение врачей, с которыми я консультировался, было единодушным: моей единственной надеждой на продление жизни – переезд в Европу. Это было для меня тяжелым решением: покинуть людей, испытывающих ко мне добрую привязанность, отправившись в совершенно чуждую мне страну. Вся моя семья к тому времени жила в Америке, и я не знал никого во всей Англии. Я бы не прислушался к советам моих знакомых врачей, и хотел остаться, осознавая, что могу умереть, покинув землю, но мои друзья-духи сказали мне, что я должен уехать, и их советы не могли остаться без внимания. Я, соответственно, пошел, чтобы провести серию прощальных визитов к тем друзьям, которые были так добры ко мне; они, как и я чувствовали, что, по всей вероятности, это был последний раз, когда мы встречались воплоти.
31 марта 1855 года я отплыл из Бостона в Англию на корабле «Африка». На девятый день нашего рейса мы приблизились к Англии, и сигнальная пушка произвела долгожданный выстрел. Я никогда не могу забыть свои чувства, когда я оглядывался вокруг себя, и видел только радость, сияющую на лицах моих попутчиков; лица тех, кто возвращался домой, при мысли о теплой встрече с добрыми друзьями, ожидавшими их возвращения, озаряла улыбка радости. Другие, были путешественниками, желавшими посетить Старый Свет со всеми его сокровищами искусств, искренне радовались завершению однообразного морского путешествия.
Я стоял один; не было никого, кто бы поприветствовал меня, страдающего от болезни, и мои надежды и прекрасные мечты о выздоровлении, как я думал, навсегда покинули меня. Единственная перспектива, которая у меня была, – это страдания в течение нескольких месяцев, а затем смерть как переход с земли в иной мир. … Я стоял на палубе корабля среди толпы пассажиров, и я почувствовал полное одиночество, пока мое сердце не оказалось слишком тяжелым для меня, чтобы противостоять ему. Я искал свою каюту и молился Богу, чтобы хоть один луч надежды подбодрил меня. Через несколько мгновений, когда я вошел в неё и лег на кровать, я почувствовал радость; и когда я встал, я был так счастлив, как самый счастливый из пассажиров.
Вечером 9 апреля я добрался до отеля Кокса на Джермин-стрит; и как только г-н Кокс узнал, кто я, он приветствовал меня как отец приветствует своего сына, а не как незнакомца, которого он никогда не видел, и с этого времени он был для меня самым искренним и щедрым другом». (2)

   «Лорд Литтон, ранее изучавший магию и оккультизм, согласился, что способности Хоума удивительны, но верил, что события были вызваны скорее Хоумом, чем духами. Сэр Дэвид Бревстер (Sir David Brewster – 2) и лорд Брангхам, вольтерьянец-рационалист, видели колокольчик, летающий по комнате, когда Хоум сидел за столом. Бревстер согласился, что он не может объяснить, как это происходит, но он отказался верить, что здесь замешаны духи. Стол поднимался на несколько дюймов над полом, и Бревстер пролезал под ним, чтобы проверить, но все равно он не мог допустить существование духов.
   Движение столов часто было таким, что люди могли сидеть на них или удерживаться за край при их наклоне, вися в воздухе. Этот вид «спорта» стал популярным на сеансах Хоума.
   Также необходимо отметить, что много так называемых реалистов вели себя совсем иррациональным образом, когда попытались определить свое отношение к Хоуму. Чарльз Диккенс обращался к нему как к «мерзавцу Хоуму», но не был ни на одном сеансе. Браунин становился нервным про одном упоминании имени Хоума и один раз угрожал выгнать его из дома. … По всему видно, что Браунин продолжал ненавидеть Хоума. Хотя он знал, что большинство манифестаций Хоума истинны, но изображает его как поддельного медиума. Фактически Хоум один из немногих медиумов, не уличенный в обмане. Он триумфально выдержал все проверки.
   Миссис Браунин, с другой стороны, была полностью убеждена в способностях Хоума и везде рекламировала бы его, если бы не сильное противодействие мужа. Кажется правдоподобным, что неприязнь Браунина основана на обычной ревности. Он был взбешен эпизодом, который имел место на сеансе в Греции в доме Джона Снейса Римера, когда, по требованию Хоума, видимая всеми рука духа взяла венок цветов, который лежал на столе, и поместила его на лоб поэтессы. Прекрасная музыка лилась из воздуха. Миссис Браунин говорила медиуму с нежностью, смешанной с уважением, и её муж сидел здесь же, обуреваемый злобой и вызывал осуждение всех духов». (1)

«Заболевание ранней осенью 1855 года заставило меня отправиться во Флоренцию в сопровождении сына джентльмена, у которого я жил в Илинге. Я оставался во Флоренции до конца февраля 1856 года, и, хотя некоторые люди делали все возможное, чтобы оклеветать меня, те, кто меня знал хорошо, относились ко мне радушно и гостеприимно». (2)

   «Хоум поехал в Италию, где английская община ожидала его прибытия с нетерпением. Во Флоренции его способности стимулировались обожанием; большое пианино поднялось в воздух в то время, как графиня Орсини (графиня Owas – 2) играла на нем. Столы танцевали, люстры качались, духи исполняли серенады на концертинах или трясли руки сидящим, которые чувствовали, что они теплые и человеческие.
   Натаниэль Готорн записал, что он забыл большинство из них и был удивлен, что реакцией на реальность привидения была скука: «… они казались бесспорными фактами… я не мог заставить мой разум заинтересоваться ими».
   Во Флоренции в помещении, снятом известным скульптором Хирамом Пауэрсом, призраки 27 обезьян ворвались на сеанс и разорвали юбку миссис Пауэрс. На другой вилле Хоум общался с призраком, который говорил по-итальянски, идентифицируя себя с убийцей, который посещал дом в течение нескольких столетий и материализовал руку с желтыми пальцами. Пока дух присутствовал, в комнате был такой ледяной холод, что нужно было греться у огня. Дух обещал прекратить тревожить владельцев дома.

   Именно во Флоренции на безоблачном небосклоне его успеха появились темные тучи. Хоум путешествовал во Флоренцию с сыном Римера, но успех и уверенность покинули Хоума, и он был «поглощен высокообразованным обществом титулованной дамы, англичанки, жившей отдельно от своего мужа», согласно Конан Дойлу в «Странствиях спиритуалиста»: «Несколько недель он жил на её вилле, хотя состояние его здоровья указывало на то, что он скорее её пациент, чем любовник». Английское и американское общество были потрясены. Дойл говорит, что он видел письма, написанные Хоумом Римеру в это время, демонстрирующие определенную черствость и отсутствие меры. Элизабет Базерет Браунин заметила в письме, что Хоум «выказывал признаки вульгарной натуры янки, слабой при неудачах», и что он «преуспел в представлении себя в невыгодном свете».

   Но, кроме того, Хоум забыл, что он на земле папства и то, что теперь называется «спиритическим медиумом», ещё век назад было колдовством. Менее 60 лет назад Калиостро умер в темнице Сен Лео.
   Итальянский министр внутренних дел предупредил его об опасности стоять у освещенного окна из-за того, что кому-то может прийти в голову проверить действие пули на волшебнике. Через некоторое время на него было совершено нападение по дороге в отель, он получил легкое ранение.
   Когда он был приглашен путешествовать в Неаполь и Рим вместе с графом Браницки и его матерью, он воспользовался удобным случаем оставить враждебный город Микеланджело. А затем наступил финал: 10 февраля 1856 духи сообщили ему, что он в течение года потеряет способности, т.к. его прошлое поведение превратило его в недостойный сосуд». (1)

«5 декабря 1855 года, когда я возвращался в свои комнаты поздно ночью во Флоренции, улицы были пустынными; я заметил, как человек вышел из дверного проема соседнего дома. Я был в шаге от своей собственной двери, когда получил сильный удар по левой стороне грудной клетки, сила которого и эмоции, вызванные им, отбросили меня к углу двери. Следующий удар ножом был нанесен мне в живот, а затем еще один удар в то же место, и попытавшийся меня убит человек закричал: "Dio mio, Dio mio,", а затем убежал прочь. Я отчетливо увидел блеск его ножа, и, когда он повернулся, свет лампы упал на его лицо, но я его не узнал.
Я был совершенно бессилен и не мог вскрикнуть или предупредить кого-либо, и стоял так, по крайней мере, минуты две, после чего я ощупью вдоль стены пошел к двери соседа, где мне оказали первую помощь. Я думал, что, должно быть, получил серьезную рану, но, осмотрев себя, я обнаружил, что первый удар пришелся по дверному ключу, который был в нагрудном кармане, защитив меня от удара прямо в сердце. Я носил шубу, и она имела спереди, застегнутая внахлест, четыре слоя меха (возможно широкий английский воротник). Второй удар прошел через четыре её слоя, через складки моего пиджака, жилет и пояс брюк, не причинив никакой раны. Третий удар пробил четыре слоя (складки) моей шубы, а также мои брюки и белье, и сделал небольшой разрез, который кровоточил, но не сильно.
В то утро я получил от доброго друга, у которого в доме гостила ясновидящая замечательных способностей, письмо, умоляющее меня не выходить в тот вечер, поскольку она получила предупреждение о надвигающейся опасности, но на это предостережение я не обратил внимания. Я никогда не сталкивался с преступниками и не подвергался нападению с угрозой для своей жизни. Было предположено много версий, среди которых: грабеж, ошибочная идентификация и религиозная нетерпимость.
В январе месяце синьор Ландуччи, затем министр внутренних дел Великий Герцог Тосканский, послали ко мне просить, чтобы я не ходил по дому ночью между огнями и окном или выходил на улицу днем, объясняя, что некоторые из моих врагов играли на суеверия крестьянства и рассказывали им, что моя практика заключается в том, чтобы управлять семью таинствами католической церкви, чтобы заклинаниями воскрешать мертвых. Это так разозлило и ожесточило их, что они решили убить меня, использовав огнестрельное оружие в качествен второй попытки.
В это время я познакомился с польским дворянином, который со своей семьей собирался посетить Неаполь и Рим, и который любезно пригласил меня сопровождать их. Я остался во Флоренции без денег, и мои друзья в Англии, которые поверили некоторым скандальным историям, думая, что я веду самую развратную жизнь, отказались присылать мне даже мои собственные деньги, которые были доверены их заботе. Я сказал графу Б, что я поеду с ним, и в тот самый день, когда я дал это согласие, духи сказали мне, что моя сила оставит меня на год. Это было вечером 10 февраля 1856 года». (2)

   «Наказанный и униженный, он сопровождал Браницки в Неаполь. Но люди все ещё приходили смотреть на него, хотя он не делал большого секрета из того, что сила оставила его. Брат короля Неаполя наградил его рубиновым кольцом, но конфиденциальное письмо от старого друга сообщало, что ему лучше не появляться в Риме, потому что авторитеты решили, что это нежелательно. Хоум отреагировал на это в своей умиротворяющей манере – он приехал в Рим и стал католиком. Он был немедленно принят и обласкан папой и рекомендован духовнику в Париже, который стал следующим пунктом маршрута Хоума.
   Его духовник, отец Равигнан, уверил Хоума, что он может не бояться возвращения духов, оставаясь добрым сыном церкви. Но, возможно, это ошибка. Почему Хоум хотел избавиться от своих духов? Они – источник его величия и дохода.

   Каждый знал, когда его способности должны были восстановиться, и утром 11 февраля император послал маркиза узнать, произошло ли это. Хоум был уверен в этом – да, в полночь. Сразу после маркиза пришел Равигнан, которого приветствовали громкие стуки духов. Духовник сказал, что, если уж он не может предотвратить манифестацию, он должен хотя бы защитить свой разум от них. Хоум ответил, что попытается. Однако, когда священник при расставании поднял руку для благословения, стуки начались с новой оскорбительной силой.
   Хоум снова был в зените славы. Его вызвали в Тюильри к Наполеону III. Комната была заполнена до отказа, и Хоум заявил, что сеанс – не спектакль и что духи не позволят присутствовать более чем 8 людям. Императрица Евгения была несговорчива и возразила ему. Однако Наполеон III посчитал требование уместным, он сам любил магическое и был любопытен. Он попросил очистить комнату.

   После этого Хоум показал себя! Стол плавал, стуки, исходя из сверхъестественного источника, отвечали на мысленные вопросы. Он послал за императрицей Евгенией, она пришла, настроенная весьма прохладно. Через минуту какая-то рука коснулась её руки под столом, и она по характеру дефекта узнала руку отца. Её холодность исчезла – Хоум одержал победу.
   На следующем сеансе духи исполнили лучшее из своего репертуара: детская рука материализовалась в воздухе и коснулась руки императрицы; концертино, которую за один конец держал Наполеон, играла мелодию; носовые платки летали вокруг; колокольчики звонили, стол летал по команде. На следующем сеансе появился сам Наполеон Бонапарт и назвал свое имя. Императрица разрешила поцеловать духу руку, после этого он исчез.

   Хоум стал открытием сезона в обществе; аристократы по очереди вызывали его на приемы. Его отношения с императором и его женой были более теплыми, чем у Распутина с царской фамилией полвека позже; Хоум обедал в Тюильри так часто, как того желал. Ни Элифаз Леви, ни аббат Буллан не добились подобного успеха.

   У Хоума было много врагов. На несколько месяцев он вернулся в Америку – отдохнуть и забрать сестру Кристину, которую императрица согласилась взять под свое покровительство». (1)

«В день, предшествующий моему отъезду из Парижа, чудесный случай исцеления произошел через меня так, как я сейчас расскажу.
19 марта 1857 года, когда я проживал в 13, на улице Елисейских полей, я получил письмо от незнакомки, мадам А. Мавуайин де Кардон, дом № 233, улица Св. Доминика. Ей приснился сон, в котором она видела свою собственную мать и мою маму, и что последняя сказала ей: немедленно искать меня. Ее сын, который был глух в течение четырех лет от последствий брюшного тифа, мог быть излечен. Это произвело на неё такое сильное впечатление, что она написала мне, чтобы сказать, что она посетит меня со своим сыном следующим утром в десять часов.
Соответственно, на следующее утро она представила своего сына в моих комнатах. Там присутствовала принцесса де Банд-мисс Е, которая была со мной до моего отъезда из Парижа в Америку. Меня так обременяли люди, желавшие увидеть меня, что я обычно отказывался от таких посещений; но по этому поводу я был настолько поглощен своими занятиями, готовясь к моему путешествию, что я не смог ответить на её письмо, утвердительно или отрицательно. Поэтому я принял ее со значительным смущением, которое полностью соответствовало и её состоянию. Это была действительно волнующая встреча для нас обоих: мать, жаждавшая выздоровления сына, и я, не знающий, какую важную роль я должен был сыграть в исцелении этой полной глухоты; тем более, что мальчик был прооперирован, как я впоследствии узнал, выдающимися хирургами Парижа, которые установили, что восстановить его слух невозможно.
Она села на стул возле дивана, я сел на диван и попросил её сына сесть слева от меня. Её сыну исполнилось пятнадцатый год, высокий для его возраста, с тонкими чертами лица и с большими мечтательными голубыми глазами, которые выглядели так, как будто бы они заменяли собой органы слуха, с их глубоким, вдумчивым, вопросительным взглядом.
Мать начала описывать болезнь мальчика, начиная с приступа лихорадки и заканчивая полной потерей слуха. Во время повествования, рассказанного со всей теплотой и нежностью сердца матери, и описывая различные хирургические операции, которым он подвергался, мои симпатии были глубоко тронуты, и я невольно протянул левую руку к мальчику и привлек его к себе, так что голова мальчика опустилась на мое плечо.
Г-жа де Кардон рассказывала некоторые из самых болезненных подробностей; я ласково провел ладонью по голове мальчика, после чего он, отчасти подняв голову, внезапно воскликнул, дрожащим от волнения голосом: «Мамаn, t'entends!» (Мама, я тебя слышу!) Мать посмотрела на него с изумлением и сказала: «Эмиль», имя мальчика, и он сразу ответил: «Qnoi?» (Что?) Тогда она, видя, что ребенок услышал ее вопрос, потеряла сознание от волнения, и после того как она пришла в себя, последующая сцена была самой захватывающей - бедная мать постоянно задавала вопросы, чтобы просто получить удовольствие от ответа ее ребенка. Мальчик смог продолжить учебу и продолжал прекрасно слышать до настоящего времени». (2)

   «Вернувшись в Париж, он продолжал обедать с принцами и даже королями. Но все это ослабляло его способности, и когда он давал сеанс императорской семье в Биаритце (Biarritz), он смог лишь заставить стол плавать в воздухе и кресла галопировать по комнате.
   В январе 1858г., через год после восстановления способностей, Хоум давал сеансы для королевы Софии в Гааге и после холодного и дождливого путешествия по северу Европы решил, что вернется в Италию. В Риме он был приглашен провести вечер с русским графом Григорием Кошелевым-Безбородко и познакомился с его 17-летней двоюродной сестрой Александрой Кролл, Сашей. Как только Хоум увидел её, второе его зрение увидело в ней будущую жену. Она также в шутку сказала, что он должен жениться в этом году, потому что, по русскому поверью, любой мужчина, севший между двумя сестрами, скоро женится. К сожалению, духи не предупредили Хоума, что его туберкулез заразен (об этом не знали тогда); она умерла через три года после свадьбы». (1)

«Я сидел на диване с моей невестой, когда она повернулась ко мне и резко сказала: «Расскажи мне все о духе, потому что ты должен знать, что я в это не верю». Я ответил ей: «Мадемуазель, я надеюсь, вы всегда должны иметь в виду, что у меня есть миссия, возложенная на меня. Она великая и святая. Я не могу говорить с вами о том, чего вы не видел, и поэтому не можете понять. Могу только сказать, что это истинная правда». В ее глазах вспыхнули слезы, и она протянула ко мне руку: «Если ваша миссия может принести утешение тем, кто менее счастлив, чем мы сами, или быть каким-то образом утешением для человечества, вы всегда найдете меня готовой и желающей сделать все возможное, чтобы помочь вам в этом». Она была верна этому благородному обещанию до последнего мгновения своей короткой жизни, и она по-прежнему остаётся для меня душевной опорой, согревающей душу, так как мы расстались в этой земной жизни. Она была моей настоящей любящей женой в этот непродолжительный период моего земного счастья, но я потерял ее лишь на какое-то время, пока меня не призовет Бог, чтобы воссоединиться с ней!» (2)

   «Но эти три года были чудесными для Хоума. Он поехал с Дюма в С.-Перетбург, где родственники Саши организовали грандиозное свадебное зрелище, которое и описал Дюма. Хоум был доброжелательно принят самим царем. Александр II, который три года спустя отменил крепостное право, был убит в 1881г. После женитьбы в августе 1858г. Хоумы стали частыми гостями царя в Царском Селе». (1)

«По прибытии в Санкт-Петербург я был удостоен любезного приглашения к его Величеству, но я был вынужден отказаться от приглашения из-за временной утраты своих способностей; его Величество очень любезно послал мне сказать, что при любых обстоятельствах ему будет приятно видеть меня. Я извинился на том основании, что занят хлопотами, предшествующими моему браку.

Через месяц после этого возникли определенные трудности с документами; брак, казалось, откладывался. У меня не было никаких проявлений духовных сил в течение нескольких месяцев, но дух моей матери сказал, чтобы я сообщил Императору на следующий день, что моя власть вернулась. Я сделал это и был принят Его Величеством во дворце Петергофа, где я провел неделю; и все препятствия на пути моего брака были сняты его самым милостивым участием, которое сопровождалось как в этот раз, так и в последующем проявлением с его стороны величайшей доброты ко мне. Испытываю высшее почитание к нему, не только как к монарху, но как к человеку самых добрых и щедрых чувств.
Мы венчались в воскресенье 1 августа 1858 года или по старому стилю, 20 июля, сначала в частной часовне в загородном доме моего шурина, согласно обрядам греческой церкви, а затем в церкви Святой Екатерины, согласно обрядам римской церкви». (2)

   «Жена Хоума была богата, и теперь, наконец, у него не было финансовых забот. Прекрасная зима, в течение которой Хоум сблизился с петербургским обществом, затем весна и лето, в которое родился сын. Его окрестили Григорием и звали Гришей. В августе Хоумы уехали в Англию, останавливаясь по пути в Париже и Швейцарии. В Лондоне они остановились в отеле Кокса; лондонское общество нашло, что янки очень выиграл от присутствия прекрасной русской девушки.
   Хоум выступил с лекцией о Калиостро и был напуган, когда дух Великого Копта появился в зале и сел рядом с ним. Позже, когда Саша слегла, Калиостро снова появился, сел на кровать и мило болтал. Саше должно было показаться странным все это.

   В 1862г. удача снова отвернулась от Хоума. Саша умерла в июле. Её смерть потрясла его. Его доходы упали, т.к. её родственники оспаривали завещание, и тяжба длилась несколько лет. Он написал автобиографию «Происшествия в моей жизни» (1863), чтобы заработать деньги, но гонорара за нее едва хватило на привычный образ жизни. Потом он решил вернуться в Рим, но там его вызвали в полицейский участок, где ему было предложено в трехдневный срок оставить Рим из-за того, что он колдун. Он уехал в Неаполь, затем в Ниццу. Его друзья надеялись превратить это выдворение в международный скандал, но его сановные покровители не вступились за него: Наполеон III уклонился от помощи, король Баварии, который выказывал Хоуму радушие, притворился глухим. Действия Лондона были весомее: в парламент был послан запрос, в газетах появились статьи, и Хоум получил удовлетворение, видя, что хотя бы протестантская пресса за него.

   Следующий визит в С.-Петербург, где он снова был тепло принят, немного притупил его сердечную боль. Но череда плохих событий ещё не кончилась.
   В 1866г. он познакомился с богатой вдовой миссис Жанной Лион. На эту старую вульгарную 75-летнюю женщину произвели сильное впечатление фотографии королевского двора, которые висели на стенах квартиры Хоума. Когда он сказал, что эти комнаты – общества под названием Спиритуальный* научный клуб, постоянным секретарем которого он является, она дала ему чек на порядочную сумму. Это удивило его, так как «он думал, что она скорее экономка, чем богачка». Скоро она предложила усыновить его и предложила чек на 24 000 фунтов. Хоуму устанавливалась пожизненная рента и предоставлялся коттедж для тети, которую он бросил в Америке. Он изменил свое имя на Хоум-Лион, и миссис Лион продолжала щедро субсидировать его. Позднее она требовала, чтобы Хоум сам передавал инструкции от её покойного мужа, касающиеся различных сумм и собственности, оставленный им.
   В целом эпизод с Лион иллюстрирует, что Хоум потерял обычное чувство самосохранения. Ему бы следовало спросить себя, действительно ли он хочет стать сыном вульгарной старой дамы с северным инстинктом. Каково им быть, он познал сполна. Её манеры начали раздражать его, она была подчеркнута любезна с его друзьями-аристократами или негодующей от его холодности к ней. Он стал нервным и собрался поехать лечиться в Малверн, где его друг Манби Галли – известный в будущем участник убийства Чарлза Браво – основал водолечебную клинику.

   Когда он вернулся в Лондон, он обнаружил, что миссис Лион нашла другого медиума – в этот раз женщину.

   Неприятности были неизбежны. Хоум был освистан; публика уже решила, что он шарлатан, который ограбил старую даму на 60 000 фунтов. Версия Хоума – старая дама пыталась соблазнить его после усыновления; она заявила, что он получил деньги под фальшивые претензии. Что бы он ни делал как медиум, ложь миссис Лион все равно привела бы её к победе. Судья заметил на процессе, что, если кто дает деньги религиозному лицу, которое позволяет изменить его разум, результатом будет хаос. Он присудил миссис Лион заплатить судебные издержки и за себя, и за Хоума. Но так как он считал спиритуализм* обманом, он постановил, что Хоум должен вернуть миссис Лион её деньги. Это был несправедливый вердикт – судья не должен решать спор, опираясь на собственное мнение о спиритуализме*. Это был удар для движения спиритуалистов*, т.к. Хоум не смог оправиться от поражения.
   Хоум был должен денег больше, чем имел.

   Он решил последовать примеру Диккенса и совершить тур лекций по Англии. В результате – огромный успех, Хоум показал себя великолепным актером и комедиантом. Его чтение историй на разных диалектах повергло аудиторию в хохот.

   В 1870г. его юный знакомый по Малверну, лорд Адар, опубликовал книгу, описывающую его опыты с Хоумом. Это один из лучших портретов Хоума. Адар был всего лишь нормальный, здоровый юноша, чьими главными интересами были охота, стрельба и рыбалка. У него не было ни раньше, ни позже интереса к спиритуализму*. Отсутствие пристрастности и сделало его книгу столь впечатляющей. Вместе с тремя кузинами-аристократками и друзьями, он внимательно наблюдал за деятельностью Хоума в течение нескольких месяцев. В комнатах Адара в присутствии д-ра Галли и капитана Смита материализовалась Саша и подолгу сидела рядом с Хоумом и по-дружески разговаривала с Адаром. Интересно, что были случаи, когда Хоум видел её, а Адар – нет, но бывало и наоборот. Возможно, это связано с местоположением духа в комнате; наблюдатели замечали, что духи исчезают, если подойти очень близко, и появляются вновь при удалении от них.
   Адар и его три друга засвидетельствовали так много чудес, что их количество поражает воображение.

   Горящие шары блуждали по комнате, и через плотные предметы духи выходили как тусклые тени, а иногда – как облака; сквозняки пронизывали комнату при закрытых дверях и окнах; двери открывались и закрывались, цветы падали с потолка, появлялись руки духов; мебель двигалась, как если бы не имела веса.

   Сам Хоум плавал, как шар. Он выплыл в одно окно головой вперед и вернулся через другое. Он прибавил ещё два удивительных эффекта. Он увеличивался в росте, стоя против стены, тогда как один держал его за ноги, другой – за талию, третий – за голову. Рост Хоума увеличивался с 5 фунтов 10 дюймов до 6 футов 6 дюймов. Обе длины отмечены на стене. Он мешал раскаленный уголь пальцами, затем помещал лицо в угли, как в воду. Его волосы даже не пострадали. Затем он собирал раскаленные угли в круг – было так горячо, что никто не мог их ближе 6 дюймов. Хоум умышленно демонстрировал невосприимчивость к ним. Леди Гом предположила, что раскаленные угли не слишком горячи. Она кладет на лист бумаги, и он мгновенно вспыхивает. Хоум иногда отказывается разрешать людям держать угль на том основании, что их вера недостаточно сильна.

   Когда Хоум собирался остаться у Адара Манора, в доме отца Адара, лорда Дунравена, он заметил призрак в часовне и имел с ним разговор, после которого он и призрак, хорошо видимые, прошли обратно. Потом призрак исчез, а Хоум поплыл по воздуху над низкой стеной.
   Книга Адара была напечатана частным образом, но вызвала так много кривотолков, что была переиздана в 1924 г. Обществом психических исследований. Адар остался другом Хоума, но потерял интерес к спиритуализму* на том основании, что происходящие события настолько достоверны, что и не надо ничего доказывать.

   Во франко-прусской войне 1870г., когда покровитель Хоума – Наполеон III стал узником, Хоум был корреспондентом «Сан-Франциско кроникл» и отображал войну из прусского представительства в Версале.

   Потом он совершил визит в Россию, где встретил свою вторую жену Юлию де Глумелин, она слышала голос, что он будет ее мужем, поэтому не было препятствий, когда Хоум сделал предложение.

   Вернувшись в Лондон в марте 1871г., он согласился на обследование у юного физика Уильяма Крукса. Английские ученые улыбались – у них не было сомнений, что Крукс окончательно подмочит репутацию Хоума. Ко всеобщему удивлению, отчет Крукса в июле 1871 года был полностью хвалебным. Крукс заявил, что его рациональный ум говорит, что вещи, которые он видел, были невозможны. Несмотря на это, он признал, что окончательно убедился в способностях Хоума подниматься, управлять огнем, удлиняться, вызывать передвижения предметов и т.д. Ученые обозлились на отчет – они считали, что он обманщик или сумасшедший. Чарльз Дарвин выразил общее чувство, когда сказал, что он не может не поверить в утверждения Крукса или поверить в его научные результаты (Крукс также отзывался похвально о Флорине Кук, медиуме, которая материализовала Кати Кинг; современная критика подозревала, что она и Крукс были любовниками). В целом это выглядело так, что Крукс сломал свою карьеру ученого, но мало-помалу его репутация восстановилась, особенно когда он перестал принимать активное участие в спиритуализме*.

   В следующем, 1872 году, Хоум решил покончить со своими занятиями. У него было ещё 14 лет жизни, и это были приятные и спокойные годы, проведенные частично в России, частично в Ривьере. Судебный процесс по завещанию его первой жены был закончен в его пользу. Его возвращение, как и дебют, были своевременные. Надо помнить, что это был период, когда интерес к спиритуализму* ослабевал. Хоум всегда подчеркивал, что не надо его связывать со спиритуалистским* движением. Он был уникальным медиумом, а его комментарии относительно других (медиумов) не способствовали его популярности. Теперь он стал обычным человеком, который, случалось, давал сеансы с целью развлечь друзей и гостей. Его способности продолжали оставаться на том же уровне. Причина, как можно предположить, в том, что он медленно избавлялся от туберкулеза и всегда был в состоянии, когда материальная сторона его натуры подавлялась. Публицист Визетели описывает послеобеденное посещение кафе вовремя франко-прусской войны. Хоум тянул лимонад и объяснял, что он крепок потому, что «духи не оставят меня до тех пор, пока я здесь. Чтобы привести их ко мне, я должен бороться с материальной частью моей натуры».

   Надо помнить, что Хоум был туберкулезным с рождения. Его мать обладала медиумическими способностями, и его сын, Григорий, также унаследовал некоторые отцовские качества. Кажется возможным предположить, что уникальный уровень Хоума вызван совмещением унаследованных способностей и физической болезненности.
   Он умер в 1886 году в 53 года и остается противоречивой фигурой до сих пор. Он был одним из наиболее признанных медиумов.

   Способности, так хорошо подтвержденные и такие экстраординарные, снова поднимают вопрос, что все это значит?
   Нужно прямо сказать, что главная трудность в ответе на этот вопрос в том, что отсутствует исходная точка. Когда Бенджамин Франклин сделал пробное освещение, он уже имел идею природы электричества. Когда ученые изучают расщепление атомов, они имеют идею его структуры. Для рассмотрения «оккультного феномена» у нас нет минимальной рабочей гипотезы». (1)

   * – Более правильным в данном случае было бы использовать слово «спиритизм», вместо «спиритуализма», однако многие спириты во времена Хоума называли своё учение (движение) спиритуализмом. (Спиритизм – верование в возможность необычайных проявлений духов в мире физическом. Спиритуализм - философское направление противоположное материализму. Энциклопедический Словарь, Брокгауза и Эфрона, том XXXI, С.-Петербург, 1900)

В России Д.Д. Хоум был известен под фамилией Д.Д. Юм.

   Цитата из книги «Спиритизм в России», В. Прибытков, С.-Петербург, 1901:

«В конце той зимы, когда происходили упомянутые опыты, в Петербург приехал известный медиум Дуглас Юм. Познакомившись с ним при инициативе А. Н. Аксакова, г. Бутлеров имеет случай наблюдать явления более сильные и сложные, происходящие в присутствии этого медиума при полном освещении комнаты, где они происходят, как-то: движение разных предметов без прикосновения, игру на ручной гармонике целых музыкальных пьес невидимой рукою и проч., и это при достаточно убедительной обстановке, чтобы не усомниться в их подлинности. Следующую зиму, Юм проводит несколько месяцев в Петербурге, живет в квартире г. Бутлерова. Многочисленные опыты, происходившие в его собственном кабинете, при таких условиях, когда никакая подделка немыслима, дают ему право сказать: «Всего того, что удалось мне видеть за все это время, было вполне достаточно, чтобы убедить меня в объективном и реальном существовании медиумических явлений и в отсутствии какого бы то ни было шарлатанства со стороны Юма».

   Из воспоминаний профессора Н.П. Вагнера о А.М. Бутлерове, опубликованных в книге «Медиумизм» (статьи по медиумизму), Бутлеров А.М., С.-Петербург, 1889г.:

«АЛЕКСАНДРУ МИХАЙЛОВИЧУ БУТЛЕРОВУ,
славному представителю русской науки, смелому защитнику реальности медиумических явлений,
…
По переселении в Петербург Бутлеров был вскоре избран академиком по кафедре органической химии.
В 1870 г. совет С.-Петербургского университета избрал меня ординарным сверхштатным профессором на кафедру зоологии. Я переехал в Петербург и таким образом судьба снова соединила меня с моим другом в одном городе. Но я должен был еще почти два года пространствовать за границей и вернулся в Петербург только в 1871 году. В Неаполь, где я провел зиму, я довольно часто получал письма от Бутлерова; в конце моего пребывания в Неаполе он написал мне, что в его квартире поселился Д. В. Юм и вкратце описывал те необычайные явления, которые совершаются в его присутствии.
В это время Бутлеров занимал, после смерти академика Фрича, очень удобную казенную квартиру, в 8-й линии Васильевского острова. Юм был женат на сестре жены Бутлерова, по приезде в Петербург из-за границы, поселился в его квартире. Он занял с женою угловую комнату, в которую был один только вход из залы. Против этого входа была дверь из той же залы в кабинет Бутлерова.
По возвращении моем из заграницы, Бутлеров несколько раз был у меня, рассказывал разные медиумические факты и звал к себе посмотреть медиумические явления, которые происходят в присутствии Юма. Он рассказал мне, между прочим, как скептически отнеслись ученые к этим явлениям.
Юм читал лекции в одном частном доме о спиритизме, и на одной из этих лекций Бутлеров встал и публично заявил, что он был свидетелем тех фактов, о которых рассказывал Юм своей аудитории. Комиссия, составленная из профессоров университета и академика П. Л. Чебышева, имела два заседания с Юмом, но оба эти заседания потерпели фиаско.
Мне кажется главной причиной тому была новизна предмета и неопытность Алекс. Михайл. и А. Н. Аксакова в обращении с медиумическими явлениями. Они слишком много рассчитывали на необыкновенные медиумическая способности Юма. Они полагали, что в его присутствии медиумические явления удадутся во что бы то ни стало, при самых неблагоприятных условиях. Между членами комиссии было три сильных скептика и между ними один профессор Ц. — злостный скептик, т. е. не верящий ничему, кроме собственного рассудка.
Все это фиаско сделалось басней города и с моей стороны необходимо было слишком много доверия к моему другу и сильного желания, чтобы его слова оправдались, для того, чтобы принять его приглашение. Однажды я пришел к нему в сопровождении двух моих товарищей—профессоров Казанского университета А. И. Якобий и А. Я. Данилевского, которым я предложил вместе со мной присутствовать на сеансе Юма.
Придя к Бутлерову, мы нашли Юма больным; он сидел в кабинете Бутлерова и играл в карты. Я предложил моим спутникам и Александру Михайловичу заняться нам одним предварительным опытом без Юма, который, притом, по болезни не мог принять участия в сеансе. Я сам выбрал круглый, довольно большой стол на четырех ножках; мы перенесли его в угловую комнату, занимаемую Юмом, которая была теперь пуста. Бутлеров предложил пригласить в наш небольшой кружок его тетку, А. С. Аксакову, которая, как он говорил, отличалась медиумическими способностями. Мы уселись впятером. Бутлеров и его тетка сели к окну, а мы втроем напротив их. Данилевский и Якобий по бокам, а я в середине. Мы сидели более 20 минут – постоянно разговаривая, но никаких медиумических явлений не произошло. В это время входит к нам Юм, закутанный плодом.
— А! Вот вы где сидите? Позвольте и мне присесть.
— Нет! говорю я. Мы сами хотим убедиться, без вашей помощи.
— Я только на одну минутку.
И он садится подле меня. Не прошло и пяти минут, как стол крякнул, затрещал и двинулся ко мне. Первое впечатление мое было таково, что Бутлеров и его тетка толкают ко мне стол.
— Это вы толкаете? – обратился я к ним.
— Положите все руки таким образом, — говорит Юм, и кладет свои руки вверх ладонями. Вслед за ним все точно также кладут свои руки ладонями кверху. Тем не менее стол продолжает медленно ползти.
— А ноги ваши где? — спрашиваю я Юма.
— Вот они! говорит он, и кладет обе свои ноги, закутанные пледом, на мою правую ногу и смотрит на меня в упор. А стол продолжает подвигаться ко мне и наконец крепко притискивает меня к стулу.
Таково было первое знакомство мое с медиумическими явлениями.
Вслед за этим я был еще на двух сеансах Юма, в присутствии А. М. Бутлерова. На них я был свидетелем еще более необыкновенных и поразительных явлений и описал их в письме, напечатанном в апрельском журнале «Вестник Европы» за 1875 год».

Образование русской ученой комиссии для исследования медиумических явлений

     1.     Доклад русской ученой комиссии под председательством Д.И. Менделеева, учрежденной для изучения медиумических явлений.
   (источник – «История чудесного в новейшее время». Часть I, Л. Фигье, С.-Петербург, 1895.)

   «Когда спиритизм появился в России, С.-Петербургский университет пожелал основательно познакомиться и высказаться, после исследования, о реальности явлении, приписываемых медиумам и спиритам. Комиссия, назначенная для этого исследования, опубликовала свой доклад.

   «Принимая в соображение, – говорит этот доклад
   1) Быстроту, с которой распространился в начале 1872 г. интерес, возбужденный медиумическими явлениями.
   2) Легкость, с которой многие дают веру мистическому учению о духах.
   3) Укоры со стороны лиц, проповедующих у нас это учение, что наука не признает спиритизма, физическое общество С.-Петербургского университета избрало из своей среды в мае 1875 года специальную комиссию для изучения явлении спиритизма. Комиссия эта задалась задачей снять таинственный покрове с этих явлений, удостовериться в их подлинности и, в случае, если бы они были признаны действительными, изучить их средствами науки.

   Из этого исследования комиссия вывела следующее заключение:
   1) Те из явлений, приписываемых спиритизму, которые производятся накладыванием рук, как, например, движение столов – неоспоримо объясняются последствием давления, производимого умышленно или неумышленно присутствующими, то есть, относятся к мышечным движениям, сознательным или бессознательным; чтобы объяснить их, нет необходимости допускать существование силы или иной причины, принимаемой спиритами.
   2) Такие явления, как поднятия столов и движения различных предметов за занавесом или в темноте, носят неоспоримый характер плутовства и производятся умышленно медиумами. Если приняты надлежащие меры против возможности обмана, эти явления не производятся или же обман разоблачается.
   3) Звуки и стуки, в которых спириты усматривают явления медиумические, имеющие смысл и могущие служить для общения с духами, – суть действий, совершаемых непосредственно медиумами и имеют то же значение и тот-же характер случайности или плутовства, как отгадывание и ворожба.
   4) Явления, приписываемые влиянию медиумов н называемые спиритами мѳдиумопластическими, как-то: материализация различных частей тела и появление человеческих фигур, – положительно вымышлены. В самом деле, это следует заключить не только по отсутствию всех точных доказательств, но еще по отсутствию духа научного исследования у тех, кто верит в подлинность этих явлений и описываемых, как очевидец, и по предосторожности, которую спириты и медиумы обыкновенно вымогают от тех, перед которыми явления эти должны совершаться, в тех многочисленных случаях, в которых медиумы были прямо убеждены, что производили обманным образом эти явления или сами по себе, или при помощи третьих лиц.
   5) В своих манифестациях люди, именующие себя медиумами, пользуются с одной стороны бессознательными и непроизвольными движениями присутствующих; а с другой – доверчивостью честных, но поверхностных людей, не подозревающих плутовства и не принимающих предупреждающих его мер.
   6) Большинство сторонников спиритизма не проявляет терпимости к мнению людей, которые не усматривают ничего, имеющего связь с наукой, в спиритизм, и которые обнаруживают участие «человеческих существ» в совершении этих явлений, посредством приемов, принятых при ученых изысканиях, как это имело место в наблюдениях Гей-Люсана, Араго, Шеврейля, Фарадея, Тиндаля, Карповтера н других, которыми доказано, что явления, приписываемые медиумизму, суть последствия или непроизвольных движение, проистекающих из естественных особенностей организма, или ловкости и плутовства людей, носящих имя, аналогичное медиумам. Тоже самое комиссия констатировала, наблюдая трех английских медиумов, представленных нам нашими спиритами.

   Основываясь на совокупности всего узнанного и виденного, члены комиссии единогласно формулируют следующее заключение:
   Спиритические явления происходят вследствие бессознательных движений, или сознательного обмана; спиритическая доктрина – суеверие.

   Подписали члены комиссия: Бобылев, адъюнкт-профессор физики с.-петербургского университета; Боргман, лаборант физического кабинета с.-петербургского университета; Гезехус, магистрант физики; Еленев, лаборант химии с.-петербургского университета; Краевич, преподаватель физики в Горном Институте и Инженерном училище; Лачинов, преподаватель физики в с.-петербургском Лесном институте; Менделеев, профессор химии с.-петербургского университета; Петров, профессор механики; Петрушевский, профессор физики с.-петербургского университета; Хмелевский, преподаватель физики; Фан-дер-Флит. адъюнкт-профессор с.-петербургского университета.
   С.-Петербург, 12 марта 1876 года».
   (Источник – «История чудесного в новейшее время». Часть I, Л. Фигье, С.-Петербург, 1895.)

     2.    Образование русской ученой комиссии для исследования медиумических явлений.

   Первоначально в состав комиссии входили профессора С.-Петербургского университета А.М. Бутлеров и Н.П. Вагнер, при активном финансовом участии в работе комиссии издателя и публициста, А.Н. Аксакова. Однако все трое впоследствии отказались от дальнейшего участия в работе комиссии под председательством Д.И. Менделеева, обосновав свой отказ недостойностью поведения её председателя, о чем поведал широкой общественности А.Н. Аксаков в своей книге «Разоблачения». 

   В книге «Спиритизм в России», В. Прибытков, С.-Петербург, 1901. (стр. 92-101) приведены некоторые сведения об этой «ученой» комиссии, позаимствованные из книги А.Н. Аксакова «Разоблачения»:

   «Образование русской ученой комиссии для исследования медиумических явлений.
   В то время, когда по поводу медиумизма в обществе и в прессе шли пререкания, профессор Менделеев, сокрушаясь ересью своих товарищей по университету, образовал научную комиссию для исследования явлений медиумизма, или, вернее сказать, для того, чтобы стереть их с лица земли.
   Извлекаю из книги А.Н. Аксакова «Разоблачения» некоторые сведения об этой пресловутой комиссии.
   Образование в 1875 году, при Физическом Обществе С.-Петербургского университета, под председательством профессора Менделеева «комиссии по рассмотрению явлений, называемых медиумическими», было существенным результатом признания профессорами С.-Петербургского университета, Бутлеровым и Вагнером, существования медиумических явлений.
   Это было все, чего только могли желать лица, утверждавшие реальность этих явлений. Разумеется, не обошлось без пособия А.Н. Аксакова и комиссия просила его взять на себя труд отыскать и пригласить в комиссию медиумов, при которых, по мнению спиритов, происходят явления, достойные наблюдения. Комиссия со своей стороны обещала иметь не менее сорока наблюдательных сеансов. Этого было вполне достаточно, чтобы комиссия могла убедиться, что такие явления действительно существуют и требуют дальнейшего исследования. Но комиссия имела только восемь наблюдательных сеансов, от 11-го ноября 1875 года до 29-го января 1876г, после которых свидетели со стороны медиума, гг. Бутлеров, Вагнер и Аксаков должны были отказаться от дальнейшего участия в комиссии, до такой степени действия её членов были неприличны и недобросовестны.

   А.Н. Аксаков приложил все свои старания, чтобы доставить в комиссию медиумов, достойных наблюдения. Он для этой цели поехал в Англию, но таких медиумов не нашлось, за исключением г-жи Клайер, женщины вполне независимой и с выдающимися медиумическими способностями. В то время, однако ж, по разным домашним обстоятельствам, она никак не могла согласиться на приезд в Петербург. Тогда г. Аксаков решился привезти из Англии в качестве медиумов мальчиков Петти. Но вскоре по прибытию в Петербург их медиумические способности как на дому у г. Аксакова, так и тем более в комиссии оказались несостоятельными, и он сам после четырех сеансов с ними прекратил дальнейшие. Сеансы проходили от 11-го до 20-го ноября 1875г.
   Между тем переговоры А.Н. Аксакова с упомянутой выше дамой продолжались и, наконец, ему удалось уговорить её приехать в Петербург. Теперь она уже давно умерла и потому можно сказать, что это был весьма известный в свое время в Лондоне профессиональный медиум Mary Marshall, которая в последствие вышла замуж за богатого англичанина, Mr. St. Claire, и после того овдовела; получив большое состояние, она, разумеется, профессиональный медиумизм свой покинула, и только благодаря увещеваниям Крукса и настояниям А.Н. Аксакова, который на дорожные расходы, за её беспокойство, предложил её 500 фунтов, она решилась приехать. И действительно, в начале января она приехала в Петербург вчетвером: с двумя детьми и их опекуном. 11-го января 1876г. состоялся в комиссии первый с ней сеанс. Г-н. Аксаков представил её под именем г-жи Клайер.
   Медиумические явления тотчас начались и тут-то все недобросовестное отношение членов комиссии к делу своего исследования обнаружилось. Начать с того, что комиссия для опытов со столом построила такой стол, который не мог ни наклоняться, ни подниматься, а его наклон и подъемы составляют, как известно, первичные медиумические явления. Дело в том, что этот стол представлял из себя пирамиду с усеченной поверхностью. Таким образом, первым действием комиссии было изготовить такой снаряд, при котором ожидаемые явления не могут происходить.
   Но всякий стол имеет кроме того и поступательное движение, и вот этот стол под руками медиума стал двигаться в сторону; тогда А.Н. Аксаков подложил под руку медиума лист бумаги, но движение стола продолжалось. Г-н Менделеев, сколько ни напрягал своих усилий, но, положив руки на бумагу, не мог сдвинуть стола (см. «Разоблачения» стр. 109). Это было забавно для нас, но и опасно для комиссии. Поэтому в протокол комиссии этот опыт не был занесен, и он удостоверен только показаниями свидетелей.

   Другой интересный опыт происходил с другим снарядом комиссии, придуманным г. Менделеевым. Этот снаряд назывался манометрическим столом. Его столешница была отъемная и покоилась на резиновых трубках, наполненных красноватой жидкостью, которая, при малейшем нажатии на столешницу, поднималась в трубках, имела изобличить производимые на стол нажатия. Когда комиссия перешла к опыту с этим столом и медиум возложил на неё руки с одной стороны, то г. Менделеев присел с другой стороны и сам нажимал на стол, как имеется о том его письменное показание.
   Вот его слова: «Если бы я не указал этого, а затем на манометре были бы указаны давления – пристрастные люди могли бы сказать: давит дух, давила сила новая – медиумическая (См. «Разоблачения», стр. 81). Таков абсурд, до которого договорился почтенный профессор. Свидетели поняли, что продолжать опыты и с этим прибором комиссии было невозможно.

   Что касается подъема стола не пирамидального, а обыкновенного, на четырех ножках, который должен был прислан в комиссию г. Аксаковым, то они в комиссии происходили довольно часто. Г. Менделеев объяснил их тем, что медиум искусно подбрасывал стол кончиком ноги.
   Но был род поднятий, который невозможно проделать этим способом, а именно: когда стол поднимался совершенно горизонтально, со всех четырех ножек одновременно, без всякого раскачивания. Такие подъемы также несколько раз происходили в комиссии; но о них точно также в протоколах не упомянуто, и они удостоверены только показаниями свидетелей. (См. «Разоблачения» стр. 107, 123 и 124).
   Осталось объяснить различные стуки, раздававшиеся на сеансах г-жи Клайер. Г. Менделеев, не обинуясь, объяснил их тем, что г-жа Клайер стучит машинкой, находящейся у неё под юбкой. Он говорил г-ну Аксакову, что такая машинка даже есть: какой-то студент сделал машинку, которая прикрепляется к икрам и отлично щелкает. (См. «Разоблачения», стр.102).
   «Я и готов дать этому реальное доказательство, – говорит г. Менделеев, – но только не в частной квартире и не в своей собственной». (См. «Разоблачения», стр.97).
   Вслед за тем комиссии было отказано давать сеансы на квартире г. Менделеева. В чем имело состоять это «реальное доказательство», было очевидно, и это послужило третьим мотивом для прекращения сеансов.

   Но был ещё мотив, который доказал свидетелям, что г. Менделеев готов на всякое лжесвидетельство, чтобы доказать, что медиумическая сила есть только обман. Чтобы понять этот момент, мы должны цитировать несколько пространное описание частного сеанса, который происходил с этим медиумом у ныне покойного Великого Князя Константина Николаевича. Он так интересен, что читатели с интересом прочтут его. Вот слова г. Аксакова:
   «Как ни было странно в глазах моих поведение г. Менделеева в деле предпринятого им исследования, но я все ещё старался оправдать его тем, что ему не удалось до сего времени быть свидетелем хоть какого-нибудь медиумического явления при условиях на столько удовлетворительных, чтобы он мог убедиться, что тут нет обмана. Мне желательно было выяснить для себя, как поступит г. Менделеев в том случае, если б такое явление произошло в его присутствии.
   Поэтому я с удовольствием узнал, что г. Менделеев был приглашен на частный сеанс с г-жой Клайер в один дом, в котором она уже имела несколько весьма удачных сеансов. Это было 17-го февраля, в 2 часа дня; на сеансе присутствовали: хозяин дома, г-жа Клайер, г. Менделеев, г. Бутлеров, один адмирал и я.  

   При встрече с г. Менделеевым хозяин дома сказал ему, что он уже имел случай видеть медиумические явления в то время, когда здесь был Юм, – что он убедился, что тут не было ни фокусов, ни обмана, – что спиритической теории он нисколько не признает, но и объяснения для этих явлений в известных законах природы не находит, – что поэтому он с удовольствием узнал об образовавшейся здесь для такого исследования ученой комиссии и что очень желал бы, чтобы наука объяснила эти явления… Г. Менделеев ответил на это, что хозяин дома упускает из виду простейшую теорию для объяснения этих явлений – теорию обмана; что вся таинственность этих явлений заключается в той наглости и той дерзости, с которой обман практикуется, так что честным людям и в голову не приходит предположить его!
   – Я надеюсь – ответил хозяин* – что вы верите мне, Аксакову, Бутлерову и С-ву, и убежден, что мы не будем обманывать; единственное лицо, которое вы можете подозревать – это медиум; за ним и следите. (* Великий Князь Константин Николаевич)

   Мы уселись в просторной, светлой комнате, за круглым столом на трех ножках; столешница имела 1 ¼ арш. в диаметре; подстолья не было, так что все пространство под столом было хорошо видно. Хозяин дома сидел по левую сторону медиума, а я по правую.
   Все участвующие положили руки на стол. Через десять минут явления начались. Когда стол наклонился однажды в противоположную от медиума сторону, хозяин обратил на это внимание г. Менделеева, заметив, что медиум не может произвести этого наклона. Г. Менделеев в ответ на это, вежливо улыбнулся и сказал: «Это сделано мной!» – «Так это обман», резко возразил хозяин. «Мы собрались не для того, чтоб самим наклонять стол; мы знаем, что это может всякий!»
   Стук в пол и стол стали раздаваться с замечательной силой; звуки, производимые кем-нибудь из сидевших черчением различных фигур по столу, воспроизводились в столе с замечательной отчетливостью. Неоднократно стуки в стол раздавались в то время, когда он на двух ножках своих был отклонен от медиума настолько, что пространство между ногами медиума и поднятой ножкой стола было совершенно видно, причем от стуков в стол ясно ощущались содрогания в нем.
  – Посмотрите – заметила мне г-жа Клайер по-английски – как г. Менделеев пожирает меня глазами и старается заметить, не шелохнется ли на мне что-нибудь, но я сижу как истукан!
  – Если вы и щелкали машинкой, – ответил я ей – то это не объясняло бы вибраций в столе!

   Г-жа Клайер, по просьбе моей, встала, подошла к закрытой двери и приложила к ней руку свою плашмя; через несколько секунд в двери стали раздаваться такие удары, как если б кто с другой её стороны ударял в неё кулаком; затем г-жа Клайер подошла к книжному шкафу и приложила ладонь свою к стеклу его; резкие, как бы от твердого острия, стуки раздались в стекле так явственно, что все сидевшие за столом слышали их.
   Когда медиум возвратился к столу на свое место, хозяин спросил г. Менделеева, – Что он скажет об этом? – В ответ на это он стал распространяться о том, что давно тому назад был здесь чревовещатель, который так хорошо жужжал мухой, что слушатели отмахивались рукой, воображая, что муха уже сидит у них на носу…
   Для меня было ясно, что г. Менделеев не нашел на этот раз никакой возможности пустить в ход свою гипотезу хитро устроенной машинки, но ухватился за другую гипотезу – чревовещания; ясно для меня стало и то, что если б он искренно относился к предложенной ему задаче, то он дал бы себе хоть самый малый труд проверить приложимость и этой гипотезы. Чревовещание должно иметь определенные физиологические условия, при отсутствии которых оно становится невозможным. Но г. Менделеев и не заикнулся о том, чтоб приложением этих условий проверить свою гипотезу.

   Оставалось получить поднятие стола; он двигался, вертелся, наклонялся, но не подымался, тогда как на других сеансах в том же доме это происходило по нескольку раз; естественно было предположить, что помехой было присутствие Менделеева; быть может, он и тут «для опыта производил руками давление на стол».
   Его пригласили стать в сторону и наблюдать, это было даже и удобнее для него. Я держал руки свои на краю его и несколько отодвинувшись; я не спускал глаз с колен медиума и следил за движением и положением ножек стола. Наконец после некоторых движений вправо и влево, стол приподнялся совершенно горизонтально, вершка на 3 или 4 от пола и тотчас же опустился.
   Хозяин, сидевший слева возле г-жи Клайер, спросил г. Менделеева: «Видели?»
  – Видел – ответил г. Менделеев.
  – Как же вы это объясните?
   Подавленным от волнения голосом г. Менделеев ответил: «Я видел и ногу г-жи Клайер, которая его подняла!»
   Хозяин дома окинул взглядом отважного профессора, жертвующего собой ради спасения науки, и резко возразил: «Извините, никакой ноги тут не было! Это только доказывает силу вашей фантазии!»
   Со своей стороны, я заметил: «Я все время смотрел под стол, и во время поднятия его никакой ноги под ним не было!!»
   После того г. Менделеев присел к столу и стал показывать, что, подсунув ногу под центр переплета ножек, можно приподнять его; но в этом никто не сомневался…

   Теперь все стало ясно! Г. Менделеев видит, но видит только свое, – слышит, но слышит только свое, и ничего другого он ни видеть, ни слышать, ни знать не хочет! Очевидно, он страдает галлюцинациями зрения и слуха, и для предпринятого исследования не годится. Вопрос об отказе свидетелей от дальнейшего участия в комиссии был решен.

   Осталось воспользоваться последними днями пребывания г-жи Клайер в С.-Петербурге для производства с нею на частных квартирах опытов с мерительными снарядами комиссии. («Разоблачение», стр. 133–136).
   Затем и последовал 4-го марта 1876г отказ свидетелей от дальнейшего участия в комиссии. В заявлении г. Аксакова, мотивы этого отказа и все ухищрения комиссии выяснены с надлежащей полнотой. (См. «Разоблачение», стр. 138).
   Осталось сказать, что опыты с манометрическим столом, отпущенным комиссией на квартиру г. Аксакова удались блестяще. Медиум был посажен за этот стол один, и стол под его руками наклонился во все стороны, без малейшего колебания манометров. Сеансы эти описаны на стр. 151–164 «Разоблачения», в которых читатель и может найти все подробности нашей печатной «Истории медиумической комиссии».

   Из всего сказанного ясно, что цель этой комиссии была далеко не научная, а личная: не желание исследовать новое явление, а доказать, во что бы ни стало, что профессора Бутлеров и Вагнер ошибались. Вот слова г. Менделеева: «Я смел думать, что мне удастся содействовать возвращению на твердую почву моих сотоварищей спиритов, я рассчитывал, что удастся приостановить спиритическое движение в молодежи — вот мои цели». («Разоблачения» стр. 4).
   Источник – Спиритизм в России, В. Прибытков, С.-Петербург, 1901. стр. 92-1

Подтверждение реальности медиумических явлений

     Медиумизм. Бутлеров А.М. (Статьи по медиумизму), изд. Аксакова, С.-Петербург, 1889, стр. 403-414.

   «ПОДТВЕРЖДЕНИЕ РЕАЛЬНОСТИ МЕДИУМИЧЕСКИХ ЯВЛЕНИЙ.
   Письмо профессора Бутлерова к издателю журнала «Psychische Studien»
(1874 г. стр. 20).
   Дорогой друг! Вы прислали мне изданный в Лейпциге трактат профессора Чермака «о гипнотизме» и просили меня сделать несколько замечаний по поводу его критики наблюдений профессора Крукса, в котором он Крукса, Уаллеса, меня и других старается исключить из списка естествоиспытателей. Охотно исполняю ваше желание — не потому, чтобы я считал необходимым отражать пылкие нападки невежества, а потому что уже с некоторого времени я имел намерение свободно высказаться о моих опытах, точнее обозначить свою точку зрения. Весьма поучительно, но вместе с тем и грустно видеть, как во имя «точной науки» и «истинного просвещения» отказываются от расширения области наших знаний и замыкаются в ложном круге.
   Так говорят: «достойны веры только отчеты трезвых естествоиспытателей»; естествоиспытатель же, как бы он ни был даровит, тотчас перестает быть трезвым, как скоро решается проникнуть в ту область, которой коснулись опыты Крукса, и его отчеты теряют достоверность;
   — или: «Крукс, Уаллес и другие всегда наблюдают не точно», как скоро пускаются в эту область; между тем как до того, так и после они были и остаются точными наблюдателями. Не приходится ли после того воскликнуть вместе с Круксом: «тем хуже для фактов?»
   И эти люди, говорящие от имени науки, совершенно забывают, что они перестают говорить научно, когда дело идет об этом предмете. Настоящая наука переходит от известного к неизвестному; здесь ей хотят предписать обратный путь. Наука еще далеко не знает, что возможно и что невозможно, — даже устами г. Чермака, она заявляет свое неведение о многих предметах, а между тем говорят «о несуществовании» фактов, потому что они «невозможны».
   «Невозможными» они кажутся тем, кто в своем умничанье воображает, что они твердо установили понятие о том, что абсолютно невозможно.
   Уаллес, Крукс и другие могут быть совершенно спокойны в осознании, что они ни на йоту не стали менее естествоиспытателями от того, что их наблюдения подверглись ненаучной критики; они могут смело утверждать, что их метод строго научен: они наблюдали без предвзятого мнения и сообщили результаты своих наблюдений. При этом они не поступали так, как позволил себе поступить г. Чермак: они не считали себя вправе, как он, «оставить многое на долгое время не признанным, может быть даже ко вреду человечества», и сообщили то, что им казалось фактически верным. Могли ли эти наблюдения быть тотчас объяснены? — об этом Уаллес, Крукс и другие пока не заботились, хорошо сознавая ограниченность современных знаний; эти ученые не думают, как Чермак и комп., что всегда легко отличить возможное от невозможного.

   Если кто-нибудь в науке выдвигает гипотезу, то мы вправе принять ее или отвергнуть; но отвергают обыкновенно предлагаемую гипотезу лишь тогда, когда вместо нее могут выдвинуть другую, более удачную. Если же сообщаются факты, то наблюдатель-скептик обязан указать новыми наблюдениями, что эти факты – не суть факты, т. е. что наблюдение ошибочно. Так обыкновенно и поступают, но не тогда, когда факт принадлежит к категории наблюдаемых Круксом медиумических фактов: тогда некоторые люди науки, для которых конечной целью должна быть – отыскание истины, позволяют себе говорить, что они вовсе и не желают наблюдать эти факты. Так поступили Шэрпи, Стокс и другие (см. книгу «Спиритуализм и наука»). С этими фактами обошелся весьма своеобразно и г. Чермак перед своей аудиторией. Он не мог отрицать реальность показаний динамометра, и поэтому он это принимает как факт «на одном лишь свидетельстве Крукса», но не хочет его приписать действию особенной силы, исходящей от медиума. Его слушатели должны были легко согласиться с его мнением, так как лектор представил им единичный, на первый взгляд мало поразительный факт и не привел никаких подробностей, необходимых для его обсуждения. Если бы г. Чермак был последователен, то он должен был бы принять и другие наблюдаемые Круксом факты «на основе одного лишь его свидетельства». Среди этих фактов достаточно и таких, которые, даже без принятия во внимание мелких подробностей, поразительны и исключают возможность «неточного наблюдения». Даже профан в науке может легко решить, научный ли это метод — выбирать и приводить только то, что легко может быть оспорено и объяснено в смысле предвзятого мнения.

   Так как явления, описанные Круксом, происходят только в присутствии известных лиц и это совпадает со свидетельством других наблюдателей, то весьма вероятно, что присутствие таких лиц необходимо для вызова явлений. Далее, так как эти лица находились в таком положении, что для них было невозможно вызвать явления каким-либо простым физическим способом (и эта невозможность должна быть принята как факт на основании свидетельства Крукса), то мы вынуждены прийти к тому заключению, к которому пришел Крукс. Я повторю вместе с ним: «идите и испытывайте, и если вы установите известный факт, то говорите о нем безбоязненно, по долгу чести!»
   С описаниями результатов исследований по этому предмету Чермак обращается не лучше, чем с фактами. В письме Гёггинсу мы находим не более чем «выраженное в деликатных словах, его решительное несогласие с мнением Крукса». Но Крукс не выражал никаких «мнений»; он только старался констатировать факты и Гёггинс (Известный английский астроном, один из свидетелей опытов Крукса. Прим. изд.), на сколько он сам мог их наблюдать, находит их описание правильным. Гёггинс и для Чермака — научный авторитет; но хотя Гёггинс считает, «что эти опыты Крукса указывают на крайнюю необходимость дальнейшего исследования», тем не менее «строгая наука» («строгая» конечно только в смысле, понятном лишь г. Чермаку) вовсе не признает даже существования этих фактов.

   Часто я слышал, как такая «строгая наука» желает признавать реальность явлений только тогда, когда они произойдут при тех условиях, при которых они не могут происходить. Такая «строгая наука» явно противоречит здравому смыслу! Я не буду более останавливаться на этом; не раз уже говорено о том, что такой метод ненаучен и нелогичен; но на это указание всегда очень мало обращали внимания, — не обратят внимания и на мои слова.

   Было бы даже бесполезно далее распространяться об этом: одни, число которых действительно ограничено, ясно видят всю нелогичность таких действий; другие, составляющие большинство, непоколебимы в своем упрямстве и самодовольстве, а профессора Чермака, лекции которого побудили меня написать свои мысли, нет уже в живых.
   Было бы также бесполезно, если бы я описал все свои собственные опыты. Я прошел тот же путь, как и многие другие. То, что я теперь признаю как факт, казалось мне прежде невозможным. Но так как я не мог по совести утверждать, что все, что мне кажется невозможным, действительности невозможно, то я находил не только позволительным, но даже необходимым воспользоваться представлявшимися мне случаями наблюдать (медиумические явления); здесь, как и вообще в естественных науках, я считал для себя убедительными одни лишь факты, и эти факты были убедительны — по крайней мере для меня.

   Крукс не только наблюдал, но и экспериментировал; он старался вызвать явления такого рода и при таких условиях, чтобы было возможно убедительно их описать. Убедить удалось ему только немногих, — не потому, что род явлений и условия были дурно выбраны, а потому лишь, что лица, о которых я говорил вначале, вращаются в ложном круге своих представлений и ничем не могут быть убеждены.
   Разумеется, Крукс со временем найдет лучшие и более точные условия, и придет время, когда истина пробьет себе путь; теперь же эти лучшие и более точные условия помогли бы ему также мало, как и выбранные им в настоящее время.
   Я, со своей стороны, большею частью не экспериментировал, а только наблюдал (понимая последнее слово в самом общем смысле); я старался убедиться прежде всего сам. Убеждение мое росло постепенно; мало-по-малу я должен был признать реальность целого ряда явлений. Излишне описывать эти факты. Я могу ограничиться замечанием, что они аналогичны и не менее поразительны описанным Уаллесом, Круксом, Варлеем и другими! Условия, при которых я их наблюдал, исключают для меня лично всякую возможность заблуждения, и я считаю себя вправе с полным убеждением сказать, что это факты действительные, а не продукт неточного наблюдения.

   Единственные опыты, произведенные мною с динамометром — достаточно и безошибочно описаны уже другими (см. «Спиритуализм и наука», стр. 25, 29), и я должен только прибавить, что выражение: «изменение веса» не вполне точно и поэтому неудобно. Никто из нас не подразумевал изменения силы тяготения; выражаясь так, мы понимали «изменение указаний динамометра», которое вызывалось силой, действующей на ряду с силой тяжести.

   Эта сила действовала то в одном направлении с тяжестью и слагалась с ней, то в направлении противоположном, и тогда наблюдалось уменьшение показаний динамометра. Что же касается до источника этой силы, то я вместе с Круксом полагаю возможным принять, что она исходит из весомой материи тела медиума. Здесь, как и везде, не следует думать о возникновении силы без расходования энергии — следовательно, возникновения чего-либо из ничего; здесь только перенесение сил с одного материального тела на другое. Причина этого перенесения должна быть еще найдена. Этим же самым перенесением сил должно быть объяснено также свободное движение масс, которое не раз наблюдалось. И здесь, и там не всегда необходимо непосредственное прикосновение медиума к предмету.

   Я расскажу два поразительных случая, которые я наблюдал в присутствии Юма. Заседание происходило в моей квартире, в моем кабинете; поэтому я мог положительно знать, что не было сделано никаких механических или других приготовлений; все присутствовавшие были мне знакомы; общество сидело за 4-х-угольным столом, покрытым короткою шерстяною скатертью; на нем во время происшедших явлений горели две свечки (стеариновые). Кроме сидящих за столом никого более в комнате не было.
   После разных незначительных явлений, которых я описывать не стану, вдруг двинулось большое, тяжелое кресло, снабженное катушками и стоявшее в стороне от нас. Кресло это находилось перед моим большим письменным столом, на расстоянии от полутора до 2 метров от другого меньшого стола, за которым сидело наше общество. Две передние ножки кресла, к которому никто не прикасался и не мог прикасаться, поднялись несколько вверх и, в таком наклонном положении, кресло толчками покатилось по прямой линии к нашему столу: придвинувшись вплотную к столу, оно сделало еще несколько неправильных движений и затем остановилось, заняв свободное место между Юмом и другим господином, почти на углу нашего стола.
   Немного погодя, Юм взял со стола стоявший на нем колокольчик и подержал его на некотором расстоянии от края стола и немного ниже уровня столешницы. Колокольчик и рука Юма были освещены светом свечек. Спустя несколько секунд, Юм отнял руку, и колокольчик остался свободно висящим в воздухе, не прикасаясь ни к столу, ни к ковру, ни к чему-либо другому. Господин, между которым и Юмом стояло кресло, мог совершенно близко наблюдать за висящим в воздухе колокольчиком. Замечу, что этот господин был хорошо известный русской публике пожилой ученый и литератор; с Юмом он незадолго до того познакомился у меня, желая воспользоваться случаем видеть странные явления. Я сидел на противоположной стороне стола; в то время, как колокольчик висел в воздухе, я встал и через стол совершенно ясно видел верхнюю часть колокольчика. Вскоре после того колокольчик упал на колени Юма, но вслед затем опять поднялся в воздух без всякого к нему прикосновения, и после того спустился на ручку кресла, где и остался. Во все это время колокольчик не выходил из ярко освещенного пространства. Руки Юма и других присутствовавших, а также все предметы находились на некотором расстоянии от висевшего в воздухе колокольчика.
   Эти явления аналогичны описанным Круксом: свободно висящий в воздухе колокольчик соответствует летающему по воздуху и играющему аккордеону, а движение стоящего далеко от медиума кресла аналогично движению висящей на динамометре доски, без прикосновения к ней медиума.

   На часто встречающееся замечание, что подобные явления происходят исключительно в присутствии Юма, и на вопрос, какова их причина? — я должен ответить, что имел случай наблюдать аналогичные, хотя менее резкие, но не менее поразительные факты и в присутствии других лиц, а именно в присутствии моих знакомых, непрофессиональных медиумов.
   Мне конечно возразят, что все, что я видел и старался добросовестно описать — «невозможно». Я предоставляю каждому возможность верить мне или нет; я даже удивился бы, если бы моему отчету так тотчас и поверили; но я сам совершенно убежден, что все мною описанное фактически верно и поэтому возможно.

   Реальность этих явлений для меня точно также доказана, как всякая химическая реакция; главное различие состоит в том, что в последнем случае мы в состоянии произвольно вызывать явления и более или менее знаем необходимые для этого условия; большая же часть обстоятельств, обусловливающих возникновение медиумических явлений, нам до поры до времени неизвестна. Однако ж следует помнить, что естествоиспытателям не раз приходилось наблюдать явления природы, реальность которых была вне всякого сомнения, но ближайшие условия, которые вначале не были известны и только впоследствии были хорошо изучены. Поиск этих условий дает обыкновенную возможность произвольно вызывать явления.
   В подобных случаях — а в особенности, когда имеются согласные между собою описания нескольких наблюдателей, известных как добросовестных и дельных —сомнений обыкновенно не высказывается вовсе и реальность явлений принимается молча; даже если подобное описание сделано только одним таким лицом, то вообще считают по меньшей мере стоящим труда проверить и проследить далее такое наблюдение. Почему же в данном случае поступают иначе? Почему, подобно тому как Чермак с письмом Геггинсу — стараются даже извращать смысл тех сообщений, которые должны стимулировать новые наблюдения?

   Кстати замечу, что упреки в адрес ученых касательно исследования медиумических явлений не совсем основательны. По отношению к этому исследованию я разделю естествоиспытателей на четыре главные категории.
   Первая категория, к которой принадлежат Чермак, Гёксли, Тиндалл, Стокс, Шэрпи, доктор Томсон и другие — ничего не желает о них знать. Как я уже старался показать выше, эти господа поступают ненаучно, а иногда едва ли логично; но пока они Ьona fide (со спокойной совестью) остаются с необоснованным и, с научной точки зрения, ничем не оправдываемым убеждением, что им дозволено отрицать a рriоri, до тех пор нельзя от них и требовать, чтобы они производили наблюдения.
   Ко-второй и, к счастью, незначительной по числу категории принадлежат люди хорошо и достаточно осведомленные, чтобы не находить возможности более отрицать реальность явлений, но не имеющие мужества следовать долгу чести и заявить об увиденном. Для них нет извинения.
   Третья категория, самая многочисленная, состоит из лиц, твердо стоящих на почве науки, но не пытающихся делать наблюдения за медиумическими явлениями. Для них до сих пор не представлялось случая для ознакомления с этими явлениями и не было побуждения с их стороны ими заняться; различные, мельком слышанные известия и противоречивые суждения не могли их к этому подвигнуть; им время дорого, и они, работая на положительной твердой научной почве, не могут им жертвовать для самостоятельных поисков за случаями для наблюдения медиумических явлений. Они не заслуживают упреков, и если обстоятельства дозволяют им наблюдать, то они вступают во 2-ю или 4-ю категорию.
   Эта четвертая и, к сожалению, числом весьма незначительная категория состоит из людей, убедившихся в реальности явлений и осмеливающихся о том говорить публично. От них можно ожидать строго научных доказательств и опытов. Они обязаны это сделать — и сделают, когда обстоятельства дозволят; каждый компетентный в этом деле человек знает, однако же, как редко можно — и как трудно найти случай методически и научно исследовать эти явления. Здесь дело заключается не только в приобретении собственного личного убеждения, но и в подведении явлений под такие условия, которые могут быть доказательны и для других. Но если это и удается, то что ожидает смельчака?
   Примеры Крукса, Гера и других для нас достаточно поучительны. Тем более должны мы быть благодарны первому из них, этому заслуженному современному наблюдателю и с доверием ожидать от него новых опытов и отчетов. Большая часть естествоиспытателей последней категории могут сказать своим товарищам словами Уаллеса: «мы чувствуем себя на столько твердо сознающими истинность и объективность этих явлений, что спокойно можем ожидать вердикта каждого ученого, желающего найти истину»; мы знаем, что каждый исследователь, который серьезно и добросовестно займется этим предметом, неизбежно придет к тому же убеждению, как мы.
   Этим я заканчиваю письмо, и предоставляю вам, дорогой друг, поступить с ним так, как вы найдете полезным в интересах истины.
   Преданный вам
   А. Бутлеров.
   17/29 Ноября, 1873 г.
   С.-Петербург».

   Медиумизм. Бутлеров А.М. (Статьи по медиумизму), изд. Аксакова, С.-Петербург, 1889, стр. 403-414 

А.М. Бутлеров об изучении медиумических явлений

   «Об изучении медиумических явлений.
(речь, читанная профессором А.М. Бутлеровым, в общем собрании VII съезда российских естествоиспытателей и врачей в Одессе, 27-го августа 1883 года).
   «Милостивые государи!
   Вопрос, на который я хочу призвать сегодня внимание ваше, является до сих пор таким нелюбимым пасынком естествознания, что я не без колебания решился поднять о нем сегодня голос. Такая квалификация, в связи с именем лица, предстоящего пред вами, без сомнения, дает уже возможность догадываться, что дело идет о так называемых «медиумических явлениях». Я считаю этот предмет настолько важным и серьезным – и личный взгляд мой на него установлен так прочно, что я не исполнил бы, мне кажется, нравственной обязанности человека науки пред истиной – пред знанием, которое есть стремление к этой истине – если бы промолчал там, где могу говорить с пользою. Перед каким-либо ученым Обществом, состоящим собирательную единицу, тотчас принимающуюся если не за разработку, то за обсуждение предмета, с тем чтобы постановить о нем приговор по большинству голосов – сознаюсь – я не счел бы полезным выступить: так мало смею я ещё рассчитывать на сочувствие большинства. Но мы сошлись здесь временно и встречаемся сегодня в последнем заседании; каково бы ни было среднее, так сказать, мнение съезда, взятого в своей совокупности, найдутся, конечно, члены, для которых вопрос о «медиумических явлениях», – остававшийся до сих пор в стороне, темным и как бы несуществующим, известным лишь по отрывочным газетным, почти всегда извращенным сведениям, – быть может, будет поставлен на очередь моей сегодняшней речью о нем. А в этом и заключается моя цель: не на безотложное обсуждение, исследование и решение я выдвигаю этот вопрос, – такие трудные, сложные и важные отрасли знания разрабатываются и выясняются лишь многими десятилетиями, но я считаю себя вправе сказать сегодня естествоиспытателям и врачам:

   Мм. Гг.! ищите случая серьезно знакомиться с этой областью явлений природы; уделите часть вашего времени и труда, чтобы о них понятие и убеждение на основании собственных терпеливых и бесстрастных наблюдений и вы… вы только исполните ваш долг пред знанием, которому служите, пред обществом, которому принадлежите и которое нередко блуждает в потемках по окольным путям, благодаря тому, что у него мало хладнокровных, подготовленных и знающих путеводителей.
   До сих пор наука, в лице большинства своих представителей, или игнорирует вопрос, о котором идет речь, или отрицает, не исследуя самое существование объекта исследования. Разве то или другое позволительно? Разве у знания есть право иметь предвзятые решения, или руководиться своими симпатиями и антипатиями, принимаясь за одно, отвращаясь от другого, когда и то, и другое, одинаково существует или совершается в природе?

   Повторяю, - говорю не про всех, а про большинство: есть и здесь, в среде нас, исследователи, серьезно и научно подходящие к предмету; но да не будет с ними того, что уже бывало с другими; пусть не останавливаются они исключительно на тех элементарных явлениях, объяснение которых удается ещё привести так или сяк к общеизвестным принципам. Не в этих явлениях, не в их исследовании лежит на этом поприще действительный залог громадного прогресса наших знаний. Например, движение предметов, которых касаются руки лиц, производящих опыт, поддаются объяснению посредством бессознательной, произвольной игры мышц; но, ведь, кроме таких движений в области медиумических явлений входят также движения предметов без всякого к ним прикосновения. А медиумические стуки с их осмысленностью и множество других явлений, - явлений, несомненная реальность которых засвидетельствована мною и другими серьезными наблюдателями на основании собственного опыта – ведь, и они тоже должны подлежать изучению и объяснению.

   Коснувшись моего личного отношения к предмету, я принужден просить позволения сказать несколько слов о себе самом – для того, чтобы свидетельство мое представилось в его настоящем свете. Мною пройден долгий путь от незнания и сомнений к нынешнему, столь определенно высказанному мною, убеждению; только многолетние наблюдения и опыты, после долгих колебаний, привели меня к решительному и положительному убеждению. Ссылаясь на сказанное мною восемь лет назад:

«Сначала стоишь совершенно пораженный пред свидетельством собственных чувств, доказывающих реальность таких вещей, которые привык считать противоречащими здравому рассудку. Надо не мало времени и внутренней работы, чтобы помириться с неоспоримой действительностью, и когда, наконец, дошел до необходимости признать эту действительность, то все ещё тяжело считать невероятное существующим на деле; время от времени поднимаются новые сомнения, прежнее направление мыслей опять возникает, и сомнение устраняется лишь полнейшей невозможностью счесть испытанное чем-либо другим, кроме фантастической истины. Пред ним стоишь в полном сознании ограниченности человеческих сведений, и уступаешь только потому, что с фактами не спорят».

   Что же касается отрицаний, встречаемых этим вопросом и основательных, будто бы, на произведенных опытах, то я тогда же ответил на них следующими словами:

«Познакомившись собственным и чужим опытами с трудностями, которыми обставлены для каждого добросовестного наблюдателя, решение вопроса о действительном существовании медиумических явлений, я не могу придавать большого веса приговорам людей, слегка и свысока берущихся производить свой суд… Я понимаю при этом, что знаменитость, ученость и несомненное остроумие ещё не могут служить гарантией в том, что человек, обладающий этими качествами, добросовестно отнесется к известному делу».

   Научные предубеждения, излишнее доверие к ходячим воззрениям, которые нередко слывут незаслуженно за настоящую истину, бывают так сильны, что я не буду нисколько удивлен, если некоторым из вас, мм. Гг., покажется странной и неуместной решимость представителю точной науки говорить в этом ученом собрании о вопросе, который столько раз считали похороненным, несуществующим более. Но я … пользуюсь здесь случаем заявить, что он живет, разрастается и все с большей и большей назойливостью подступает к науке.
   Заявление же мое или, лучше сказать, объяснение, почему я пришел к этому заявлению, - сводится к двум главным основаниям. Вот они:
   1) в качестве натуралиста я считал и считаю себя обязательным ставить факт впереди всего, не жертвуя ими для каких бы то ни было теоретических воззрений; вместе с тем я всегда далек был от того увлечения, которое, и вне области математического мышления, позволяет себе априорное отрицание;
   2) я привык, надеюсь, вы признаете за мной право сказать это, привык открыто, не справляясь с симпатиями большинства, высказывать свои убеждения, когда считаю это полезным и нужным.

   У нас, представителей науки, нет не только права игнорировать предмет, о котором я говорю, но скоро не будет на то и возможности. От этого убеждения не далек, я думаю, каждый, знакомый с ним, хотя бы только по отрывочным и часто неверным газетным известиям, несмотря на то, что известия эти редактируются, в большинстве случаев, тенденциозно применяясь ещё к господствующему ныне отрицанию самого существования вопроса. Между тем человек, взявший на себя труд достаточно ознакомиться с его литературой, принужден удивляться тому, что до сих пор вопросу этому посвящено так мало внимания.
   Если допустить, что лишь малая, дробная часть громадного литературного материала, каким обладает медиумизм, заслуживает некоторого доверия и внимания, то и тогда предмету этому должно быть дано очень видное место между важными современными вопросами знания.
   Но пусть даже натуралист или врач остановится на полном недоверии к справедливости описываемого, каково-бы ни было имя автора, - ведь, и тогда неотразимо встанет пред ним вопрос, стоящий разрешения, – вопрос о том, как и почему люди, несомненно, правдивые и здравомыслящие, могут столь легко впасть в грубое заблуждение? С прочной ученой репутацией и с величайшим сомнением подходят они к предмету, добросовестно решившись выработать себе определенное и основательное воззрение на него, и каждый из них доходит… до убеждения в действительном существовании медиумических явлений.
   Если убеждение это и ошибочно, то разве не стоит разрешить вопрос о том, как и почему оно возникает, – как могли его приобрести Гер, Де-Морган, Уаллэсь, Крукс, Фламмарион, Вебер, Цёлльнер, Фехнер, Перти, Фихте, Ульрици, Остроградский и немало других заслуженных представителей знания?

   Отношение к нашему вопросу и тех ученых, которые до известной степени интересуются медиумизмом и не прочь ознакомиться с ним, часто бывает совершенно несправедливым. Во всяком другом случае лицо, принимающееся за какой-либо предмет, считает, обыкновенно, нужным предварительно взяться за его литературу; здесь же литература, большей частью, остается без внимания. Я разумею, конечно, подразумеваю не всю громадную, разноязычную литературу медиумизма; в ней, без сомнения, пропасть балласта, увлечений и крайностей; но многие ли дали себе труд добросовестно и терпеливо прочесть, например, хотя бы статьи Уаллэса, исследования Крукса, отчеты Комитета Лондонского Диалектического Общества, книги Цёлльнера и Фехнера?
   А между тем этого чтения вполне достаточно для того, чтобы взглянуть на предмет серьезно и здраво. Без призмы предвзятых мнений, порождаемых научным догматизмом. Постоянно слышишь упрек в том, что защитниками медиумизма недостаточно твердо констатировано существование того или другого факта, а между тем повод к этому упреку лежит обыкновенно в незнании самого упрекающего; на деле же вполне справедливыми оказываются слова Уаллэса, сказавшего, что медиумические феномены «доказаны так же хорошо, как любые факты в той или другой науке…» «Факты эти – прибавляет он – подлинны и неоспоримы, и всегда были такими в степени достаточной для того, чтобы убедить всякого честного и упорного исследователя».

   Благодаря сказанному положению дел, наука, в лице большинства своих представителей, стоит в вопросе о медиумических явлениях, так сказать, перед началом начала изучения: приходится ещё прежде всего решить вопрос о существовании объекта исследования. Лишь при утвердительном решении этого вопроса, настанет очередь исследованию подробностей, представляющему, несомненно, большие трудности, но зато и обещающему громадные результаты. Исследование это, конечно, потребует соединенных сил множества работников науки по разным отраслям естествознания.
   Одиночно и прямо браться за него я не считаю возможным, и уже высказался относительно этого в той моей статье, на которую ссылался выше. Я говорю там:

«Нередко приходилось мне выслушивать упреки в том, что, убедившись лично для себя в действительном существовании медиумических явлений, я не принялся, вслед за тем, за их строгое и точное исследование. Независимо от самой трудности предмета, исследование которого едва-ли может поддаться силам одиночного специалиста по какой-либо отдельной части, мне казалось всегда и кажется теперь, что прежде всего нужно стремиться к общему признанию действительного существования того предмета, который подлежит исследованию.
   Нельзя требовать, чтобы люди посвящали себя изучению явлений, существование которых отвергается, и работали, следовательно, будучи заранее уверены в том, что результаты, ими добытые останутся игнорируемыми или, что хуже, подвергнутся осмеянию. При таких условиях исследования и не могут быть плодотворными: отрасли человеческого знания развиваются не изолированными трудами отдельных лиц, и время серьезного изучения медиумических явлений начнется тогда, когда здесь поступят так же, как поступают при исследовании других явлений природы, т.е., перестанут замыкаться в тесную рамку собственных наблюдений и будут общими силами, при помощи трезвой, строгой критики и взаимной проверки, созидать новую обширную отрасль знания».

   Обращаясь к прошлому, невольно удивляешься, как решаются ещё люди науки дозволять себе априорное отрицание: история знаний полна примеров, дозволивших Уаллэсу утверждать, что в подобных своих отрицаниях ученые ошибались каждый раз. Отрицалась возможность устройства пароходов и паровозов; отрицалось падение метеоритов и считалось даже неприличным говорить о таком вздорном предмете в собраниях серьезных ученых, какова Парижская Академия Наук; отрицался месмеризм, теперь допускаемый под именем гипнотизма и несомненно захватывающий в свою область известные наблюдения Шарко; отрицалось то влияние металлов на организм, которое теперь, под именем металлоскопа и металлотерапии, находит себе почет и у серьезных врачей, и проч., и проч.
   Выражают нередко опасение, что медиумизм ведет нас в область сверхъестественного и мистического. Я горячо протестую против такого мнения. Мистическое и сверхъестественное кончается там, где воцаряется знание, а разве не к изучению и познаванию должны мы идти и в этой области? Теперь пока некоторые из медиумических явлений, правда, сверхъестественны для нас и мистичны; но, ведь, точно также для дикаря, незнающего огнестрельного оружия, сверхъестествен выстрел, несущий смерть издалека, – также точно мистичны гром и молния для того, кто объясняет их колесницей Ильи-пророка!

   Милостивые господари!
   Отложимте и не оправдываемое ничем игнорирование вопроса, о котором я веду речь, и высокомерие, самонадеянное, научное не отрицание без исследования. Пусть серьезные натуралисты и врачи подходят к этому предмету с величайшим скептицизмом, но без предвзятых мнений; изучая его бесстрастно и терпеливо, каждый – я не сомневаюсь – вынесет те же самые убеждения, которые я осмеливаюсь выразить здесь пред вами: – медиумические явления не только существуют и представляют предмет для исследования, но предмет этот полон живого и величайшего интереса, – вопросы, с ним связанные, проникают в самую суть человеческой жизни и деятельности; изучение медиумических явлений не только озарит новым светом психофизиологию, которой он ближе всего касается, но могущественно отразится и на самых основах всего естествознания, – оно внесет радикальные изменения в наши понятия о веществе, о силе и об их взаимных отношениях».

   К сожалению, речь эта не достигла своей цели. В то время отношение к вопросу о спиритизме было, если не отрицательным, то пассивным. О! если бы она была сказана в наши дни (1901г.), она имела бы громадное значение для движения этого вопроса в России».
   Источник – Спиритизм в России от возникновения его до настоящих дней, В. Прибытков, С.-Петербург, 1901. Стр. 125-135.

Опыты Бехтерева В. М. по «мысленному» воздействию на поведение животных

     Внушение и его роль в общественной жизни. Бехтерев В. М. 1925.
     «ОБ ОПЫТАХ НАД «МЫСЛЕННЫМ» ВОЗДЕЙСТВИЕМ НА ПОВЕЛЕНИЕ ЖИВОТНЫХ
     (Доклад, сделанный в конференции Института по изучению мозга и психической деятельности в ноябре 1919 г. Печатается по: Вопросы изучения и воспитания личности. Вып. 2 (дается в сокращении)).

   Передача мыслей на расстоянии от человека к человеку, называемая телепатией, берет начало от спиритов, которые после выяснения вопроса о так называемом чтении мыслей при посредстве осязания, открытом впервые Брауном, стали доказывать возможность передачи мыслей при отсутствии соприкосновения двух лиц. С точки зрения спиритов, дело идет о существовании особой силы, или «духа», благодаря которой человек может вступать в сношения через расстояние и притом непосредственно, то есть без участия воспринимающих органов, с психическим миром другого человека и даже с духами умерших людей.
   Для людей науки гипотеза в таком виде не может быть признана приемлемой, ибо, прежде всего ни существование особой силы, ни существование духов умерших людей не было доказано, а самые опыты не представлялись убедительными.
   С точки зрения чистого знания, гипотеза может быть приемлемой для выяснения доказательств лишь в той ее части, которая касается непосредственного, или так называемого «мысленного», воздействия на расстоянии одного лица на другое или вообще со стороны человека по отношению к другому живому существу.
   Но в таком виде эта гипотеза перестает быть спиритической и по существу, и в отношении своего происхождения, ибо она несомненно существовала в умах людей вне связи с учением спиритов и, между прочим, была картинно выявлена в некоторых из литературных произведений. (См., напр., известное стихотворение Лермонтова «Сон», повесть Тургенева «Песнь торжествующей любви» и др.).

   По учению спиритов, особой способностью воспринимать и передавать мысли через расстояние обладают будто бы главным образом исключительные по своим качествам люди, называемые медиумами. Они могут входить в особое психическое состояние, известное под названием транса, в котором они и проявляют вышеозначенную способность. Но эта «сила» не составляет исключительной принадлежности медиумов. Она дремлет и в других людях, ибо медиумы в состоянии возбуждать эту способность в других людях и действовать на эту способность усиливающим образом.
   В этих суждениях нас могут интересовать, однако, не медиумы с их сверхъестественными явлениями в периоды транса, а сама гипотеза непосредственной передачи мысли от одного человека к другому человеку или какому-либо живому существу. Интригуя ученый мир своими уверениями и пользуясь ненаучными приемами для доказательства своих заявлений, спириты возбудили так или иначе интерес и со стороны научного мира к вопросу о непосредственной передаче мыслей.
   Мы видим, что целый ряд ученых, включая математиков, физиков, физиологов, психологов, невропатологов, между которыми мы назовем: Цельнера, Крукса, Фере, Грассе, Ш. Рише, П. Жане, Фореля, Молля, Фогта, Флюрнуа, Бутлерова, Вагнера (старшего) и некоторых других, таким образом, вошли в число лиц, стремившихся выяснить означенный вопрос с научной точки зрения. …
   Исходным и в то же время центральным пунктом этих исследований явились опыты с отгадыванием задуманных предметов или, точнее, их местонахождения или с выполнением того или другого задуманного действия, например, взять какой-либо тон на музыкальном инструменте, сделать то или другие движение и т. п. При этом выяснилось, что такое отгадывание, если и может быть осуществлено, то эта способность обнаруживается обыкновенно в особом состоянии человека, которое принято называть гипнотическим, ибо и так называемый транс спиритов должен быть понимаем, как состояние гипнотическое или гипноидное.
   В чем же тут дело?

   Есть основание полагать, что в обыкновенном, то есть в бодрственном состоянии человек беспрерывно проявляет процесс активного сосредоточения, которое возбуждается под влиянием тех или других внешних впечатлений, благодаря чему соотносительная деятельность человека находится в постоянном напряжении, а это в значительной степени мешает непосредственному воздействию одного человека на другого.
   При всем том такое непосредственное воздействие, по-видимому, не исключено и у человека, находящегося в бодрственном состоянии, но проявляется лишь в исключительных случаях, как показывают примеры воздействия первого впечатления или случаи так называемого ясновидения у некоторых лиц нервного темперамента, но все это требует еще специальных исследований. Особенно ценно произвести всестороннее и систематическое исследование в этом направлении над теми из нервных лиц, которые сами над собой замечают способность ясновидения.
   Такие исследования уже и производились, например, Ch. Richet, P. Janet и др., у нас – доктором Xовриным, Жуком и др., но эти исследования пока не привели к вполне убедительным результатам.
…
   Факты, которыми в настоящее время обладает наука, показывают, что отгадывание мыслей, или ясновидение, основано на чрезвычайно повышенной восприимчивости отдельных лиц, которые, так или иначе, распознают задуманное другими. В этом смысле повышенная восприимчивость, доказываемая для гипнотического состояния, поясняет нам, почему отгадывание мыслей происходит обычно в состоянии гипноза, хотя бы и неполного, а если дело идет о профессиональных отгадчиках мысли, то замечено, что они себя вводят самопроизвольно в состояние, которое можно назвать полу гипнотическим, или даже в состояние автогипноза, каковое мы имеем в виде транса у медиумов.
…
   Но если опыты так называемого мысленного внушения у людей до сих пор не привели к положительному решению вопроса,…, то спрашивается, не разрешима ли эта задача с помощью эксперимента на животных?
   Возможность использования в этом отношении животных мне представляется тем более осуществимой, что, как известно, они легко поддаются гипнозу, и мне самому неоднократно приходилось гипнотизировать с легкостью ящериц, свинок и кур на лекциях перед студентами. Как известно, даже дикие звери простым упорным взглядом могут быть в такой мере укрощаемы, что они, опуская взор, с опущенным хвостом отходят от человека.
   К тому же животные, например собаки, могут быть легко приучаемы путем дрессировки к беспрекословному повиновению, а это условие весьма благоприятно для постановки такого рода опытов.
…
   Как бы то ни было, вопрос о непосредственном, бессловесном, или так называемом мысленном, воздействии на животных заслуживает особого внимания, и я долгое время искал случая подвергнуть этот вопрос выяснению с помощью соответствующих экспериментов. Случай к этому мне представился несколько лет тому назад, незадолго до великой войны, и вот по какому поводу.
   Совершенно случайно после долгих лет совершенного индифферентизма к цирковым представлениям я посетил цирк «Модерн» на Петроградской стороне. Оказалось, что наряду с другими представлениями в этот вечер Дуров показывал публике силы своих нервов; …

   («Первые опыты производились мною на дрессированных В. Дуровым собаках как в Петербурге в моей квартире в 1914 г., так и позднее в Москве в квартире Д. и в так называемом его «Уголке» и притом производились мною лично в присутствии и совместно с Д. и в отсутствие Д., с участием или в присутствии целого ряда ассистентов: Воробьевой, Никоновой-Бехтеревой, Щелованова, Флексора, Триродова-Казаченко, проф. Фольдберга, И. Лева и др. …
   Общее число сделанных таким образом в разное время опытов над собаками достигает от 50 до 75. Они были произведены над тремя собаками: Лордом, Пикки и Дэзи. Все эти собаки предварительно путем дрессировки приручались Д. к «обезволиванию» или послушанию («доместикации»), благодаря чему, когда собака взята на опыт, она остается спокойной и сосредоточивается в готовности осуществить то задание, которое ей предстоит выполнить» – вставки из статьи ВЗАИМОВНУШЕНИЕ, ВЗАИМОПОДРАЖАНИЕ И ВЗАИМОИНДУКЦИЯ КАК ОБЪЕДИНЯЮЩИЕ ФАКТОРЫ.)

   ... сосредоточиваюсь до полного забвения окружающего меня внешнего мира на одной мысли. А мысль эта состоит в том, что я должен запечатлеть в своей голове очертание интересующего меня предмета (в данном случае стола и книги) до такой степени, что, когда я оторвусь взглядом от данного предмета, он все-таки должен стоять передо мной как живой. Я это и делаю. В течение приблизительно полминуты я буквально "пожираю" предмет глазами, запоминаю малейшие его подробности, складки на скатерти, трещины в переплете книги, узор скатерти и т. п. Довольно, запомнил!

   Я властно поворачиваю к себе Лорда и смотрю ему в глаза, вернее, дальше глаз, куда-то внутрь, вглубь. Я фиксирую в мозгу Лорда то, что сейчас зафиксировано в моем мозгу. Я мысленно спокойно рисую ему часть пола, следующую к столу, затем ножку стола, затем скатерть и, наконец, книгу. Собака уже начинает нервничать, беспокоиться, старается высвободиться. Тогда я ей мысленно даю приказание, мысленный толчок: "Иди!" Лорд вырывается, как автомат, подходит к столу и берет зубами книгу. Задание исполнено. Лорд чувствует себя облегченным, как будто с него свалилась давившая его огромная тяжесть, и постепенно успокаивается».

   Ряд такого именно рода опытов был произведен в моей квартире над небольшой собачкой Пикки мужского пола из породы фокстерьеров, очень бойкой и шустрой по натуре. Опыты были произведены в послеобеденное время в присутствии нескольких членов моей семьи, в том числе двух врачей — О. Бехтеревой-Никоновой и Е. Воробьевой.

   Всего было произведено шесть опытов, из которых четыре первых опыта были осуществлены Дуровым и два опыта произведены лично мною. Задание первого опыта состояло в том, чтобы Пикки подбежала к обеденному столу, который еще не был убран, и схватила зубами лежащую близ его края одну определенную салфетку, ничем в остальном не выделявшуюся из ряда других лежащих на том же столе салфеток. После установления этого задания собака приглашается вскочить на стул, стоящий около стены. Пикки немедленно выполняет приказание и усаживается на сиденье обыкновенного венского стула. Тогда Дуров, стоя спиной к обеденному столу, придерживает голову собаки обеими руками и сосредоточенно смотрит ей в глаза, думая о том, что она должна сделать. Так дело продолжается с 1/2 минуты, не более, после чего морда собаки, уже начинающей беспокоиться, освобождается от рук, и маленькая шустрая собака стремглав бросается к обеденному столу, схватывает условленную салфетку зубами и торжествующе несет к экспериментатору.
   Второй опыт, по общему соглашению, должен был состоять в следующем: собака должна была снять зубами книгу с этажерки, стоявшей у стены комнаты. Снова Пикки на стуле. Опять Дуров придерживает своими руками ее мордочку, сосредоточивается на задуманном предмете не более 1/2 минуты. После этого Пикки срывается с места, бежит прямо к этажерке, зубами берет задуманную книгу и тащит по назначению.
   Третий опыт по моему предложению должен был быть выполненным следующим образом. Собака должна вскочить на предрояльный стул и ударить лапой в правую сторону клавиатуры рояля. Снова прежняя процедура. Пикки на стуле. Дуров сосредоточенно смотрит в ее глаза, некоторое время обхвативши ее мордочку ладонями с обеих сторон. Проходил несколько секунд, в течение которых Пикки остается неподвижным, но, будучи освобожден, стремглав бросается к роялю, вскакивает на круглый стул, и от удара лапы по правой стороне клавиатуры раздается громкий трезвон нескольких дискантовых нот.
   Четвертый опыт по моему предложению должен был состоять в следующем. Собака должна была после известной процедуры внушения вскочить на один из стульев, стоявших у стены комнаты позади собаки, и затем, поднявшись на стоящий рядом с ним круглый столик, должна была, вытянувшись вверх, поцарапать своей лапой большой портрет, висевший на стене над столиком. Казалось бы, это еще более сложное действие по сравнению с предыдущим нелегко выполнимо для собаки. А между тем после обычной процедуры сосредоточения и смотрения в глаза в течение нескольких секунд Пикки спрыгивает со своего стула, быстро подбегает к стулу, стоявшему у стены, затем с такой же быстротой вскакивает на круглый столик и, поднявшись на задние лапы, достает правой передней конечностью портрет, поцарапав его немножко своими когтями.

   Если принять во внимание, что оба последних опыта осуществлены по заданию, известному только мне и Дурову и никому больше, что я был все время рядом с Дуровым и неотступно следил как за самим Дуровым, так и за собакой и не мог при этом заметить ничего, объясняющего выполнение собакой задуманного задания, так нельзя было более сомневаться, что собака способна при вышеуказанных условиях опыта проделывать какие угодно сложные действия, доступные ее выполнению.
   Чтобы иметь полную уверенность в этом, я решил сам проделать аналогичный опыт, не говоря никому о том, что я задумаю. Задание же мое состояло в том, чтобы собака вскочила на стоявший сзади меня в расстоянии около 2 сажень неподалеку от рояля круглый стул и осталась на нем сидеть. Как и в предыдущих опытах, приглашается собака подняться на стул, я же, сосредоточившись на форме круглого стула, некоторое время смотрю собаке в глаза, после чего она стремглав бросается от меня и много раз кружится вокруг обеденного стола. Опыт я признал неудачным, но я вспомнил, что я сосредоточился исключительно на форме круглого стула, упустив из виду, что мое сосредоточение должно начинаться движением собаки к круглому столу и затем вскакиванием собаки на самый стул. Ввиду этого я решил повторить тот же опыт, не говоря никому о своей ошибке и поправив лишь себя в вышеуказанном смысле. Я снова приглашаю собаку сесть на стул, обхватываю ее мордочку обеими ладонями, начинаю думать о том, что собака должна подбежать к круглому стулу, находившемуся позади меня в расстоянии около 11/4 сажени, и, вскочив на него, сесть. Сосредоточившись так около 1/2 – 3/4 минуты, я отпускаю собаку, и не успел я оглянуться, как собака уже сидела на круглом стуле. Задание, которое выполнила в этом случае Пикки, как упомянуто, не было известно никому, кроме меня самого, ибо я ни с кем по этому поводу не советовался, и, тем не менее, Пикки разгадала мой секрет без малейшего затруднения.
   Этой серией опытов день был закончен. К сожалению, это был последний день, когда мы смогли осуществить совместные с Дуровым опыты, ибо на другой день он уезжал из Петербурга, а предполагаемое нами продолжение опытов по возвращении Дурова в Петербург не осуществилось ввиду того, что вскоре разразилась великая европейская война и встреча наша не могла состояться.

   Уже по окончании войны я посетил Дурова в Москве, где я вновь проделал несколько опытов над Пикки. Лорда я уже не застал. Он погиб от случайной травмы, нанесенной им самим себе случайно, после чего он долго болел и затем умер. Что же касается Пикки, то он пользовался прежним здоровьем и был, как прежде, очень бойкой и шустрой собачкой. Меня интересовало, конечно, самому проделать над последней несколько опытов с «мысленными» внушениями. Это и удалось осуществить в две различные мои поездки в Москву.
   Во время первой поездки я мог лично осуществить пять опытов, произведенных тем же самым методом и состоявших в подобных же заданиях, какие брались для первых опытов с Пикки. При этом каждый раз задание менялось в том или ином отношении и было известно только мне самому. Все пять опытов, из которых два произведены в присутствии Дурова, а другие три в его отсутствие, с заданием исполнения собакой задуманных действий должны быть признаны удачными, ибо собака неуклонно исполняла данное ей задание. Лишь в одном опыте собака была близка к цели, но ее не достигла, что, однако, могло зависеть от недостаточности моего предварительного сосредоточения на определенных действиях собаки. Все опыты, проделанные самим Дуровым в моем присутствии, были также удачными. Убедившись снова в действительности такого рода опытов, я решил при первой возможности во время следующей поездки в Москву снова проделать такого же рода опыты, но с тем, чтобы вводить в них те или другие контрольные условия для возможного выяснения механизма, с помощью которого достигается успешность в осуществлении задания при такого рода опытах.
   На этот раз опыты производились мною с Дуровым в присутствии одного из моих сотрудников по Институту по изучению мозга и психической деятельности Н. М. Шелованова. Первый опыт я предоставил над Пикки сделать Дурову, дав ему от себя задание для опыта. Задание состояло в том, чтобы собака вскочила на диван и достала лежавшую на мягкой спинке дивана кружевную салфетку. Дуров берет собаку на стул, охватывается ее морду своими руками, пристально смотрит ей в глаза, все время думая сосредоточено, что она должна сделать. Все это продолжается, как всегда, около 1/2 минуты или несколько более, после чего собака, будучи отпущена, быстро бросается к дивану, вскакивает на него в направлении к салфетке, схватывает салфетку зубами, после чего ее оставляет. Исполнение опыта надо было признать удачным, но лишь не вполне завершенным.

   Другой опыт, произведенный Дуровым, имел следующее мое задание: собака должна была наброситься на стоявшее в правом углу комнаты чучело небольшого волка. Опыт проделан обыкновенным порядком. Собака была взята на стул, мордочка взята в обхват руками, затем пристальный взор, направленный в ее глаза, продолжавшихся с 1/2 минуты, после чего собака, предоставленная самой себе, тотчас же набрасывается на чучело с лаем и так яростно, что, казалось, она разорвет его, вследствие чего пришлось даже собаку отнимать от чучела.

   3-й опыт принадлежал мне. Задание, лично мной придуманное и никому не переданное, состояло в том, что собака должна была подняться на стул и взять лежавший на его спинке платок. Те же условия опыта в отношении методики внушения путем сосредоточения над действием, долженствовавшим последовать, и на самом предмете при смотрении животному в глаза. После того как я выпустил голову собаки из своих рук, она тотчас же стремительно бросилась к задуманному стулу, но, поднявшись на него, повернулась к чучелу и, подбежав к нему, стала лаять и набрасывается на него с прежнею яростью. Было ясно, что прежнее внушение относительно чучела как внушение эмоционального характера, оставило после себя столь глубокий след, что он еще недостаточно ослабел ко времени следующего за ним внушения, и действительно, оказалось, что и следующие два опыта с «мысленным» внушением привели к тому же результату, то есть собака вместо того, чтобы выполнять внушенное, направлялась к чучелу и начинала на него лаять с остервенением.

   Следующий опыт должен был делать Дуров. Задание состояло в том, чтобы собака взяла лежавшую на окне сзади экспериментатора мокрую тряпку и принесла ему. После сделанного обычным путем внушения собака в точности исполнила задуманное. Следующий опыт был произведен мною. Задание для внушения состояло в том, чтобы собака вырвала из правой руки Ш., стоявшего поодаль сзади, носовой платок. Само задание было известно только мне одному. Внушение по обычному способу не более как в течение 1/2 минуты. После сделанного внушения собака мгновенно бросается к правой руке Ш. и вырывает удерживаемый им платок.
   Предположено было, что собака в первом опыте с внушением броситься на чучело руководится выражением лица самого Дурова в период внушения. Поэтому решено было, чтобы этот опыт был повторен таким образом, что при внушении Дуров будет смеяться или, по крайней мере, будет сделана гримаса смеха. Это и было осуществлено Дуровым. Находясь под беспрерывным нашим наблюдением, Дуров, несомненно, во время внушения сделал гримасу смеха, и в то же время никакого шевеления губ, как и ранее, не производилось. Несмотря на это, собака тотчас же после сделанного внушения, с прежнею яростью набросилась на чучело с громким лаем.
   Было сделано предположение, что собака при делаемых внушениях руководится движениями глаз внушающего лица. Ввиду этого предложено было Дурову повторить опыт с вырыванием платка из правой руки Ш., но с тем, чтобы внушение было произведено при завязанных глазах. С этим мы перешли в другую комнату. Опыт был сделан таким образом, что предварительно глаза Дурова были завязаны наглухо платком. Собака Пикки была им приглашена сесть на стул, и затем началось обычным путем сосредоточение на процессе действия, долженствующего состоять в том, чтобы животное подбежало к Ш. и взяло платок из его рук. Никакого шевеления губ при этом не производилось, и тем не менее внушение при завязанных глазах осуществилось, как и в первый раз. Собака тотчас же соскочила со стула, подбежала с быстротой молнии к Ш. и выхватила зубами платок из его рук.

   К приведенным опытам я не делаю особых пояснений. Сами по себе эти опыты настолько поразительны, что они заслуживают внимания безотносительно к тем или иным комментариям.
   Одно могу сказать, что после приведенных опытов мне не кажется более удивительным зачаровывание взглядом диких зверей, отступающих перед человеком, который легко мог сделаться их жертвой, как это бывало с христианскими мучениками в римском Колизее, и роковое стоическое подчинение своей участи мелких птиц, являющихся жертвами алчности змеи, в то время, когда они спокойно могли от нее улететь.
…
   Спрашивается, что следует сказать по поводу этих опытов, как следует их понимать?

   Прежде всего, я хотел бы установить, что разговорами о заданиях собака не могла руководиться, ибо, не говоря о том, что все разговоры на эту тему происходили с особыми предосторожностями и вообще мы избегали всего того, что дало бы возможность собаке руководиться в этом отношении какими-либо знаками или словесными указаниями, все опыты, произведенные лично мной, осуществлялись без всякого предварительного разговора о том или другом задании опыта и без посвящения в сущность задания ни Дурова, ни кого-либо другого. Таковы, например, два опыта, произведенные первоначально на моей квартире, и все опыты, осуществленные мною же в Москве и даже в отсутствие самого Дурова за время двух моих поездок. Таким образом, это объяснение отпадает само собой.
   После первой серии опытов мне представлялось возможным допустить лишь одно объяснение — это то, что собака Пикки отличается поразительной способностью примечать. Так, возможно было предположить, что собака приучена к опытам исполнения задуманного действия после того, как в ее глаза всматривался в течение известного времени экспериментатор; думая о подходе собаки к предмету, о форме самого предмета и т. д., он невольно соответственным образом смещал свои глазные оси, что и улавливалось собакой. Последняя, будучи приучена ранее дрессировкой к исполнению и послушанию, еще оставаясь под взором экспериментатора, начинает проявлять некоторые признаки беспокойства, а освободившись, тотчас же приступает к выполнению задания. Интересно при этом отметить, что собака Пикки по исполнении внушения бросается стремглав со стула и проявляет все признаки волнения в своих действиях, пока не выполнит задания, после чего тотчас же успокаивается.
…
   Необходимо при этом исключить и предположение о том, что в опыте с внушением наброситься на чучело собака руководилась мимикой лица индуктора, ибо тот же опыт был повторен спустя некоторое время таким образом, что Дуров намеренно во время внушения искажал свое лицо искусственной улыбкой, и, несмотря на это, опыт оказался вполне удачным, ибо собака в точности выполнила внушаемое задание.
   То, что все мои опыты были произведены по заданию, известному только мне одному, некоторые же были произведены в отсутствие Дурова и других сторонних лиц, должно быть, в свою очередь, учтено скептиками соответственным образом.
   1919».

   В этих примерах телепатического общения человека и животного (собаки) не следует прибегать за объяснением этого феномена к помощи психологии, т.к. она не способна объяснить природу сил, посредством которых реализуется мысленное внушение собаке, выполнить то или иное действие, задуманное человеком.

Пример телепатического общения, описанный в книге «В. М. Бехтерев. Избранные труды»

   Одним из первых значимых результатов деятельности Общества (Пара) Психических Исследований, основанного в Лондоне в 1882 году, стал обширный отчет, составленный в 1886 году. Этот документ включал описание 882 тщательно проверенных случаев, интерпретируемых как телепатия на фоне предположений о возможных случаях галлюцинации:

«Удалось сделать интересное открытие: спонтанные случаи сверхчувственных (телепатических) контактов возникали преимущественно между родственниками или близкими друзьями. Лишь 4% от общего количества составляли телепатические контакты между незнакомыми людьми.
… чаще всего они возникают во время сна или в состояниях заторможенности, усталости, жары и т. д.» (Парапсихология. Факты и мнения, М. Рицль, Москва, 1999)

   В книге «В. М. Бехтерев. Избранные труды» (раздел «О галлюцинаторном психозе, развивающемся при поражении органа слуха») описан пример телепатического общения, возникшего между офицером Ш. и его падчерицей. Условия возникновения этого телепатического контакта, связанные с особым состоянием нервной системы офицера Ш., могут лишь дополнить выводы английских исследователей, приведенные выше.

   «Наблюдение 1. Офицер Ш., около 40 лет. В семье нервных и душевных болезней не было. Сам больной с детства был нервным, но особыми тяжелыми недугами не болел. Спиртными напитками никогда не злоупотреблял. Пьет только по рюмке за обедом и за ужином.
   Около месяца тому назад после большого переутомления и бессонных ночей при шуме в ушах у него появились слуховые галлюцинации, которые сам больной описывает следующим образом:
   «Я женат уже около 15 лет. Дети жены от первого брака жили почти все время (кроме настоящего 1902 г.) у наших родных, так как мне приходилось служить в городах, не имеющих подходящих учебных заведений.
   В 1902 г., по переводе меня на службу в Минск, мы взяли детей к себе. Все время нашей совместной с детьми жены жизни все шло отлично, без неприятностей.

   Вследствие усиленных летних и осенних занятий нервы мои сильно расстроились, и я иногда не мог заснуть, несмотря на физическое утомление, часов до 2—3 ночи. Числа 25—26 сентября с. г., в одну из бессонных ночей мне вначале послышался стук часов (будильника), но, прислушиваясь дальше, я к удивлению начал разбирать слова и фразы. Принял я эти слова за стук часов только вначале, когда темп произношения их подходил к стуку часов, но затем фразы стали произноситься более протяжно (с целью, вероятно, чтобы я мог уяснить себе смысл слов и фраз) и я услышал, что слова походили на звуки, производимые шуршанием о спичечную или картонную коробку. Я удивился этому и перестал обращать внимание и, кажется, заснул.
   Днем ничего я еще не слышал. Дня через два перед сном я вновь услышал слова и фразы и усмехнулся их содержанию. Тогда я услышал вопрос: «Чему я смеюсь?». Я удивился и подумал, кто это мне говорит и почему он знает, что я засмеялся. На это я тоже получил ответ, что говорит мне это такая-то (падчерица), а что я смеялся — это она узнала, но как — не может и сама объяснить этого.
   Ввиду того, что комната падчерицы отделяется от нашей спальни залой, столовой и комнатой пасынка, я невольно подумал, каким способом могу я слышать фразы на такое расстояние и с кем она переговаривается, но и на это я получил ответ, что разговоры ведутся ею с ее братом посредством шороха о коробку, а что мои мысли (так как я не знаю этого способа разговора) она узнает тоже, но не знает почему. Тогда, подумав о том, что падчерица моя была особа малокровная и нервная (от чего и лечилась раньше), я пришел к тому убеждению, что и я расстроил себе нервы так, что подошел к уровню ее нервной системы и наши нервные системы нашли точку соединения в мысленном разговоре на расстоянии.

   Заинтересовавшись этим и желая проверить, я стал мысленно задавать ей вопросы и, думая, что, может быть, задавая вопросы, я сам же составляю и воспроизвожу себе ответ на него, я стал задавать такие вопросы, ответов на которые я не мог бы составить себе сам, не зная ни обстановки, ни тех обстоятельств, при коих мог создаться ответ, и на эти вопросы Я получал верные ответы (так как я проверил их на деле, осторожно расспрашивая других лиц). Напротив того, на те вопросы, на которые я мог ответить, голос отзывался незнанием; слова мои (выражения технические и т. п.), которые я произносил скоро, голос перепутывал, а если и повторял, то медленно и раздельно. Начавшись с этого вечера, разговоры эти велись затем и днем, но изредка и по уходе моего или падчерицы из дома — прекращались. Вне дома я ничего не слышал, да и дома слышал вопросы только тогда, когда читал какую-либо книгу. В этом случае голос спрашивал значение некоторых слов, выражал одобрение или неудовольствие читаемому, иногда то, что мне было интересно, как специально военное, ему не нравилось, и наоборот, — одним словом голос всем стал интересоваться. Сначала это занимало меня (я даже разъяснял голосу требуемое им), но ввиду того, что это отвлекало меня от дела, мне стало надоедать и я просил оставить меня в покое.
   Голос вначале извинялся и обещал прекратить разговоры, но через некоторое время с легкомыслием женщины вмешивался вновь. Так было дня четыре, как днем, когда я был дома, так и вечером. Но затем (я думаю потому, что все что я делаю, делаю осмысленно, т. е. беря, например, какую-либо вещь, я в то же время и соображаю, хотя и бессознательно, что я беру), я стал уже слышать голос, говорящий мне, что я делаю, или о чем думаю в настоящий момент, и меня начало уже тяготить сознание того, что я становлюсь уже не полным хозяином своих мыслей и своих действий и что все это становится достоянием и другого лица. Это меня и убивало, и раздражало в то же время.

   Я вначале просил прекратить это (я уже помирился с тем, что все это факт), а затем, раздражаясь, ругал. В конце концов, и на меня посыпались ругательства. Вопросы чередовались, когда я не обращал на них должного внимания, с ругательствами по моему адресу. Раздражаясь день ото дня, я, наконец, не выдержал и, думая, что фразы я слышу шорохом по предмету (шорох был очень силен и назойлив для моих ушей), прошу жену послушать, что мне говорят. Жена вначале прислушивалась и сказала мне, что не слышит ни голоса, ни шороха; это меня еще больше удивило и в то же время я пал духом. Звуки после этого продолжались еще чаще и слышнее, ругательства усилились.
   Я просил оставить меня в покое, что я не желаю им зла и что нечестно пользоваться этим для ругательств и тому подобных мерзостей, но голос мне заявил, что оба они (т. е. пасынок и падчерица) ненавидят меня и доймут.

   Я решил обратиться к докторам, и они нашли, что у меня развилось малокровие, болотная лихорадка и неврастения со слуховыми галлюцинациями. Успокоенный я вернулся домой, рассказал о мнении доктора и решил лечиться и не обращать внимания на донимающий меня голос. Сидя в этот вечер в зале за книгой, я вновь, услышал голос, но, следуя совету врача, не стал обращать внимания. Голос забеспокоился о том, что, кажется, доктор убедил меня в галлюцинации слуха. Повелись с кем-то вдвоем переговоры об этом (причем слово галлюцинация произносилось растяжимо). Затем голос стал убеждать меня, что доктор не прав, и в доказательство того, что все это правда, а не галлюцинация, голос заявил, что пасынок сейчас пройдет через залу в переднюю, что и проделалось тотчас же, а когда я не поверил и этому и счел это за случайное совпадение, то такое фактическое убеждение повторилось в этот же вечер и в другой раз. Я уж и не знал, что мне и думать обо все этом. Факты брали свое. Дня два я лечился, но голос и днем, и вечером донимал меня.

   Я просил и пасынка, и падчерицу сказать правду; я прощаю им, если они и ругали меня, не беда! Но мне нужно знать, правда это или же я сильно болен; просил сказать правду хоть не ради меня самого, а ради матери их, которую все происходящее со мной убивает. Но они говорили мне, что я, вероятно, сильно болен и что они не только меня не ругали, но что и не за что меня им ругать. Их лица были спокойны и только выражали любопытство.

   Я сбился совсем с толку и просил простить меня за беспокойство.
   Но лежа в этот вечер, я вновь слышу ругательства; я не обращаю внимания, а они мне говорят, что они никогда не сознаются, так как боятся матери, меня же они дурачат и доймут. Решив проверить еще, я прошу жену поместить детей на время у знакомых. В тот вечер, когда они были у знакомых, я вначале не слышал ничего, но когда я решил исследовать, не происходит ли воображаемый мною голос от каких-либо других причин: от стука будильника (в кухне), шума вентилятора в столовой или другого какого-либо шума, происходящего вне дома и концентрирующегося в комнатах, для чего я решил пойти в комнату пасынка и прилечь на его кровать, то как только я подумал это сделать, как услышал отдаленный едва разборчивый голос, запрещавший мне делать это. Пройдя в столовую, я ясно услышал шум вентилятора и стук часов, но слышал в то же время и голос (очень слабо). Голос слышал я именно с той стороны, где находилась квартира знакомых.

   В этот же вечер я получил толчок в левое плечо, причем голос сказал мне, что мне нанесен удар в плечо, затем удар в голову. Удары были слабые, но удары в голову имели последствием слабый же звон в ушах. Тогда я и сам стал наносить мысленно удары и услышал просьбу не ударять так сильно, причем указывалось и место удара.

   Дети жены были возвращены в дом, так как не имело смысла держать их особо.
   Через несколько дней я узнал еще особую странность: мне казалось иногда, что я ем (мои челюсти проделывали процесс еды и я чувствовал даже нажим концами зубов на что-то твердое) и даже глотаю, хотя, глядя в зеркало, я видел свое лицо спокойным. Я недоумевал, но голос сообщал мне, что субъект, говорящий со мною, кушает яблоко. Это уже было днем.
   Все эти вещи повторялись затем и днем; и голос, и удары я слышал сильнее, когда падчерица была ближе ко мне, и слабее, когда дальше, — расстояние ослабляло их.

   Здесь, в Петербурге, и в дороге я не слышал и не слышу ни голоса, ни ударов. Во всем остальном я чувствую себя совершенно здоровым и память у меня довольно сильна».
   В дополнение к сделанному описанию замечу, что больной, первоначально думавший, что дело идет о передаче мыслей на расстоянии, в настоящее время вполне убедился, что это галлюцинации, вследствие чего и пришел ко мне за советом.
   С физической стороны ничего патологического; рефлексы в порядке, шума в ушах в настоящее время нет; исследование же, произведенное проф. Верховским, показало, что у больного имеется хронический насморк, хронический же катар носоглоточного пространства и боковой двусторонний фарингит».
(Избранные труды. В. М. Бехтерев О ГАЛЛЮЦИНАТОРНОМ ПСИХОЗЕ, РАЗВИВАЮЩЕМСЯ ПРИ ПОРАЖЕНИИ ОРГАНА СЛУХА.)

   Защитной реакцией для психики выздоравливающего (больного) офицера Ш. в данном случае стала его самостоятельная интерпретация в качестве галлюцинации реального проявления спонтанного телепатического общения (со слов самого офицера Ш.: «дело идет о передаче мыслей на расстояние») на фоне сильнейшего переутомления, предшествовавшего проявлению телепатического общения с его падчерицей.
   Во всяком случае он повел себя вполне разумно, поделившись своими переживаниями лишь с доктором, отметая в сторону, возможно, праздные для себя размышления «о передаче мыслей на расстояние» под предлогом списания своего опыта телепатического общения с падчерицей на галлюцинацию.

   Мало кто даже сегодня доверяет возможности существования передачи мыслей на расстояние – телепатии, не испытав подобного ни разу в жизни на собственном опыте. Поэтому нормальной реакцией для таких людей будет - списание услышанного или прочитанного об этом на опыт галлюцинации рассказывающего или пишущего об этом.
   Тем не менее, в свете исследований Общества Психических Исследований этот пример убедительно свидетельствует со множеством нюансов о возникновение спонтанной телепатии между офицером Ш. и его падчерицей, обусловленной ухудшившемся состоянием его психики, связанным с сильным переутомлением.

   Как видим, опыт телепатического общения с падчерицей, благоразумно признанный офицером Ш. впоследствии галлюцинацией, послужил ему интригующим поводом для отвлечения его внимания и мыслей от «летних и осенних занятий», так сильно расшатавших его нервную систему. Нет ничего хуже в его ситуации, как зациклиться на предмете того, что явилось источником переутомления, поэтому такое интригующее отвлечение мыслей офицера Ш., возможно, содействовало его скорому выздоровлению.

   Надо отдать ему должное, что он не потерял самообладание, продолжая вполне разумно исследовать свое состояние как опыт телепатического общения, чего вряд ли можно ожидать от человека подверженного воздействию галлюцинаций, способных лишь навредить его психическому здоровью.

   В нашем случае гораздо важнее поставить вопрос о природе сил, порождающих в психической сфере человека феномены как галлюцинации, так и телепатического общения. И то, и другое вполне может иметь схожую природу сверхчувственного восприятия, первоначально вызванного измененным состоянием сознания в результате, в частности. переутомления.
   Психология и психиатрия не дают исчерпывающего ответа на вопрос: что такое галлюцинации или сверхчувственное восприятие, проявляющееся в телепатическом общении. Смысловое наполнение термина «галлюцинации» (слуховые, зрительные, тактильные) в психологии по своему содержанию несет в себе столь же мало информации о сути происходящего, подобно тому, как в физике употребляется термин «гравитация» для объяснения закона всемирного тяготения Ньютона, при этом абсолютно не имея представления о том, какова природа происхождения гравитационного взаимодействия.
   Недопустимо объяснять одно неизвестное науке явление - сверхчувственного восприятия (телепатического общения) при помощи другого, столь же неизвестного для науки явления - галлюцинации. Не исключено, что и то, и другое имеют схожую природу происхождения, пока остающуюся столь же необъяснимой, как и природа гравитационного взаимодействия.

   Существование парапсихических явлений свидетельствует о потенциальной ущербности научной картины мира, целиком основанной на достижениях естественных наук, изучающих законы природы материального мира, в то время как существуют весомые доказательства (религия, астрология, парапсихология) присутствия в Природе сил и энергий сверхъестественного происхождения.

«Оккультный брак» писателя и драматурга А. Стриндберга с актрисой Х. Боссе

     Источник – Лилит и Приап, Д. Кох, Б. Риндген, Мир Урании, М, 2004.
   «В 5 главе мною теоретически была постулирована связь лунных апсид с феноменом суккубизма, теперь я приведу астрологический пример, который благодаря дневнику одного из участников совершенно уникален в своей отчётливости. Речь идёт об «оккультном браке» поэта Аугусто Стриндберга с актрисой Харриет Боссе во время периодических разлук, а также даже и после развода.
   Стриндберг родился 22.1.1849. Харриет Боссе родилась 19.2.1878.
   «Оккультный дневник» был начат в 1896 году, первые описания оккультного контакта относятся к 1900 году, когда произошло их знакомство; записи заканчиваются в 1908 году, на пике «посещений её Лилит»; именно в этом году она с ним окончательно рассталась. Вначале Стриндберг отказывался от публикаций дневника, но незадолго до своей смерти дал согласие.
   Лишь в 1962 году, через 50 лет после его кончины, дневник стал достоянием общественности.

   Весной 1900 года искали актрису для постановки пьесы Стриндберга «Путь в Дамаск», и друг Стриндберга предложил Харриет Боссе. 31 мая она была представлена ему. 15 ноября на генеральной репетиции Стриндберг пережил «необъяснимую сцену» в то время, как он на репетиции вполне серьёзно объяснял, как ей следует целоваться в пьесе: её маленькое лицо «увеличилось и приобрело ненатуральную красоту. Казалось, оно придвинулось вплотную к моему, а её глаза соблазняли меня вспыхивающими чернотой огоньками. Затем безо всякой причины она убежала прочь, а я остался стоять совершенно растерянный».
   Запись в дневнике от 13.1.1901 свидетельствует, что накануне Харриет Боссе «привиделась» и «ночью преследовала меня. Первое телепатическое “прикосновение” к Б. Я “овладел” ею, когда она ночью телепатически явилась, инкуб. От всего этого мне не по себе, и я молю бога оградить меня от этой напасти».

   Три с половиной года позднее, 2.6.1904, он вспоминает «в мельчайших подробностях начало своей связи с Харриет. В течение нескольких месяцев, предшествующих обручению, я просыпался по ночам от ощущения, что Харриет радом. Я “овладевал” ею, ещё до обручения, но не я искал её, а она меня». В противоположность этому физическая близость была проблематична: «В начале нашего брака у Харриет, когда она лежала в моих объятьях, начинались судороги в икроножных мышцах. Кроме того, наши первые ночи были омрачены “удушьем”. Мы просыпались оба с сердцебиением и страхом так, что вынуждены были вставать из постели».
   Ещё яснее 10.5.08: «Это телепатическое общение началось ещё до обручения, когда Харриет по ночам искала меня необъяснимым образом; меня будили во сне, и я был уверен, что она лежит рядом со мной; я обнимал её и жил с ней до того, как посватался. С тех пор это происходило само собой, каждый раз, когда мы были в разлуке. Расстояний не существовало. Она находила меня из Парижа или Вены, и мы чувствовали себя супругами».

   Можно только посмеяться над литературоведческой версией о «галлюцинаторных эротических фантазиях», т.к. следующие записи Стриндберга вполне серьёзны и однозначны:
   12.2.01: «Ночь была беспокойной. Проснулся в 2 часа. Овладел ею, т.к. она меня искала. Телепатические отношения с Б. принимают угрожающие размеры, я живу мыслями только о ней. Молю Бога предотвратить то, что угрожает закончиться катастрофой». Временами он ощущал её «так интенсивно, отчётливо, что пугался» (19.2.01).
   Начиная с 18.2.01, он стал отмечать в своём дневнике каждый астральный половой акт с ней значком х: «ххх, она искала меня! Я ответил».
   25.2.01: «ххх, она соблазняла меня, и я овладел ею!»
   В течение всего брака с ней с 1901 по 1904 год суккубизма не было. Естественная близость, очевидно, «сводила на нет» влияние обособленных сексуальных элементалов. К сожалению, обоим не удалось наладить разумные любовные отношения. — «И снова конфликт, уже в тысячный раз» (23.1.04) —, итак, наступил разрыв, и возобновились суккубические контакты:
   3.6.04: «Хотя Харриет сейчас в Дании, я остро чувствую её близость, особенно по утрам, ххх».
   30.10.04: «Сильный контакт с Харриет, ххх, хотя и развелись!»
   10.3.07: «ххх. То, что я сегодня пережил, хотя внешне ничего не произошло, бесспорно, осуществляется на “астральном уровне”».
   18.5.07: «ххх. Харриет “преследует” меня с утра до полудня. Получил открытку от Харриет из Лунда».

   Стриндберг все эти годы противостоял суккубическим контактам двояким образом, иногда он отказывался от них (или пытался отказаться), воспринимая свою астральную посетительницу как враждебное или обременительное существо:
   28.10.06: «Ночью: проснулся около 2 часов от враждебного нападения Харриет, воспринял это с сердцебиением и головной болью, так же, как и раньше, когда она во сне приставала ко мне в нашей спальне с попытками гипноза. Снова заснул, и снилась мне опять враждебная Харриет».
   5.5.08: «Она явилась с корыстными целями и, удовлетворившись, сразу же ушла, не подождав меня — ей это было безразлично».

   Эскалация негативных эмоционально-астральных контактов продолжалась.
   20.5.08: «В 9 часов я хотел пойти спать, но на меня обрушились такие страшные потоки ненависти, что я не решался. Грудь была словно стянута верёвками; меня бил озноб, как будто сверху и снизу сыпался град. Но всё же я был втянут в то, чего не хотел, и, когда я обнял её, у меня не было упрёков, а только неописуемое счастье в бесконечных объятиях, которым, казалось, не было конца, хххх. И мы никак не могли расстаться».
 

   Харриет Боссе была моложе Стриндберга на целое обращение Сатурна. Тем более удивительно, насколько оба гороскопа взаимосвязаны. Я хотел бы только подчеркнуть значение Юноны, а также аспектацию планет любви и лунных апсид планетами партнёра:
   Богиня брака Юнона Боссе находится в тесном соединении с Солнцем Стриндберга, её Венера и Солнце стоят прямо на его Нептуне. У него богиня брака Юнона делает оппозицию с амазонкой Афиной Палладой — тема «супруга гелях? амазонка»! — далее, обе в квадрате с Венерой; большой крест (неточно) дополняется её Приапом.    Венера Стриндберга образует соединение (орбис 3,5°) с ее Лилит. Этот брак не мог быть гармоничным, его разрывала борьба за власть: об этом свидетельствует также квадрат обоих Юпитеров с Плутонами соответственно каждого партнёра. …
   Лунные апсиды были активизированы встречей этих людей с созвучными гороскопами, особенно, как позднее будет видно, в 1908 году. «Скрытой лилитской части личности» Боссе удалось обособиться и стать ночной суккубической партнёршей Стриндберга. Нептун также сыграл свою роль как «проводник астрала»: у Боссе Марс и Нептун находятся в широком соединении, и тригон между Приапом и Марсом является также таковым и между Приапом и Нептуном. При этом вожделение - Марс Стриндберга вступает в большой трин, где он тригонально аспектируется её Нептуном; кроме того, его Нептун (= её Солнце-Венера) расположен в средней точке между её Нептуном и его Марсом, при этом в секстиле с каждым.
   У меня нет сомнений в том, что Стриндберг реально испытал астральный суккубизм с обретшей самостоятельность Иштар-Лилит Боссе. Тот факт, что сама Боссе никогда этого не признавала, а были лишь редкие намёки, ничего не меняет: отколовшаяся Лилит является отколовшейся именно от самовосприятия персоны-источника. Иногда астральная Харриет была с ним именно в тот момент, когда она играла в театре: «Странное создание! Весь вечер, когда она играет Эльгу, она со мной» (5.5.08). — «Мы снова обнялись! И секс был таким же, как прежде, х — на протяжении всего вечера, когда она играла в театре, она была со мной, сексуальная, наивная» (19.5.08).

   Иногда Боссе жаловалась, «что ночами она просыпается от сердцебиения и страха», а Стриндберг комментирует: «Инкуб, сотворённый и пробуждённый ею к жизни и действию». (28.4.08).
   6.5.08: она уже обручена с другим человеком — Стриндберг спрашивал себя: «Или она действительно состоит из двух личностей? Кажется, что при встречах и в письмах мы ненавидим друг друга. Возможно ли такое? (Наверняка она состоит из двух независимых личностей, не подозревающих о существовании друг друга; ведь как только я начинаю говорить или писать о том бессознательном, что нас связывает, она молчит, не отвечает на вопросы, ничего об этом не знает; или не хочет знать)».
   Кажется, что Боссе боролась с собой. 30.4.08: «Иногда кажется, что она ищет меня во сне. Если я просыпаюсь и отвечаю, она просыпается и отказывает. Тогда мне кажется, что неосознанно (во сне) она хотела бы меня, но не в реальности!» — По крайней мере, в начале их отношений Боссе ведь открыто говорила о своих астральных визитах! 9.6.08 Стриндберг вспоминает: «Во время медового месяца она же рассказывала, как она меня посещала, будучи обручённой! Она лежала и “мысленно представляла себя” в моей квартире...».
   14.5.08.: «Матрица на самом деле представляется самостоятельным существом, которое периодически испытывает желание. Её маленький атанор, кажется, любит свою противоположность, принадлежащую мне, оба такие ребячливые, — но он не зависит от воли Харриет и испытывает желание в определённое время! Итак, он любит меня вопреки воле своей хозяйки. Каждое утро в 5 часов он требует любви. Другое время его не интересует. Это следовало понять ещё семь лет назад!»

   Такой отделённой от социальной личности Харриет эта нимфа всё же не была. Стриндберг повествует о нескольких случаях из своей брачной жизни, которые свидетельствуют о том, что она втайне не могла быть довольна ролью «просто» жены, а имела «распутные наклонности». Например, 3.8.01 она хотела вместе с ним «посетить кафе проституток». 27.8.01 она написала ему письмо, после того, как он в споре с ней публично оскорбил её неприличным словом; в этом письме она слишком активно возмущалась тем, что он «запачкал» её так сильно, она защищала свою «чистоту» так экзальтированно, что психологически справедливо предположить обратное: в глубине души ей хотелось бы побывать «уличной девкой».
   Стриндберг не соответствовал этому. Он разделял патриархальные взгляды на сексуальность как на что-то греховное и иногда даже брезгливо — совершенно в духе decadence des fin de siucle — относился к «делу воспроизводства рода»: «Впрочем, я никогда не мог понять, как это возвышенная любовь к прекрасной женской душе может иметь что-то общее с воспроизводством себе подобных. Любовный орган является и органом выделения, не характерно ли это? Жизнь отвращает меня, и так было всегда!» (6.9.01) — Такое нездоровое восприятие жизни он пытался обосновать религиозными мотивами: «Читаю об учениях индийских религий. Божественная первоначальная сила позволяет совращать себя Махой или половым инстинктом и, тем самым, грешит против самой себя. Любовь — это грех; поэтому муки любви являются адом на земле. Мир существует только благодаря греху, если он вообще существует, а не является лишь плодом воображения» (18.11.01).
   Однако, его «ребячливая противоположность» женскому атанору не позволяла омрачать себя подобными мыслями.

   Начиная с 1908 года, суккубические контакты стали угрожающе интенсивными. Парадокс в том, что серия её суккубических контактов с ним стала наиболее интенсивной в то время, когда она уже была обручена с другим человеком! Дневник Стриндберга в те бурные дни и ночи отображает его моральное смятение из-за того, что эта женщина, уже будучи обручена с другим, всё ещё ищет «телепатических» контактов с ним:
   13.4. : «В течение всего вечера контакт с Харриет. Трижды за ночь был разбужен и принял её как жену».
   16.4. : «Сегодня Харриет начала меня искать в половине 11-го, но неопределённо, это продолжалось всю ночь до 5 часов, но контакт не принёс удовлетворения. Между нами была ненависть! И не было души! А без души (любви) нет радости».
   18.4. : (Пасхальная суббота): «Ночью: в половине 12-го она пришла, радостная, полная любви, ххх. В три часа то же самое. В семь часов опять, шесть раз!» (Стриндбергу в это время было 59 лет.)
   20.4. : «К вечеру она появилась как роза, полная любви и страсти. Наступила ночь; она заснула в моих руках, но до утра не пожелала меня, зато потом ххх».
   2.5. : «В половине 12-го был разбужен страстным объятием, хххх. В 5 и в половине 7-го она меня снова будила. Это была великая близость, это была свадьба! И на этот день была назначена её свадьба с В.!!!».
   3.5. : «Когда я в 10 часов вечера пошёл спать, она уже лежала в постели и ждала меня, ххх. Потом в 5 часов, ххх. Наконец, в полседьмого, она удовлетворилась».
   7.5. : «В час ночи проснулся от необычного чувства: она была печальна, смиренна, покорна, и поцеловала меня, но принять не захотела, однако, в 5 часов явилась снова, и после того, как я её поцеловал, х».
   10.5. : (День покаяния и молитв): «Спал до половины 4-го, когда она меня разбудила; до 5 часов она меня не воспринимала; но потом быстро и страстно».
   Напомню ещё раз: оба жили раздельно, и она была замужем! Муж, вероятно, что-то «понял», т.к. 17.5. Стриндберг пишет: «В половине 12-го пришло письмо от жениха В. в Гётеборг. Он грозится застрелить меня, если я и дальше буду “преследовать” Харриет. Фантазирует, что я испортил ей молодость и всякое такое».

   Стриндберг постепенно приходил в отчаяние. 21.5 он купил себе револьвер. Но все продолжалось по-прежнему: «ххх. Потом стало спокойно! — Хочет она от меня этого? Для чего тогда ей “муж”?» (15.6).
   Его попытки противостоять ей становились активнее. Уже 1.5.08 он записывает: «Ночью она искала меня, яростно, повелительно, но я сказал: Нет! — Тогда она злобно удалилась. И 10.5. : «Молю Господа, чтобы он снял с меня эту Нессову рубашку!»
   26.5. : «Отчаяние. Прошу Бога лучше дать мне умереть, чем продолжать жить в грехе; ведь она замужем! Утром в половине 10-го она снова соблазняла меня! Хотя и замужем. Весь вечер она меня эротически преследовала — так, что я вынужден был её обнять, чтобы не сгореть! (Хотя она живёт с В.! Замужем.) После этого отчаяние и стыд». (Трижды он в отчаянии повторяет «хотя и замужем»).
   И все равно его позиция противоречива! Уже через два дня он снова обнимает её, и на этот раз: «Никаких упрёков, только счастье и освобождение от меланхолии и мыслей о самоубийстве. — Воздержание породило стремление к самоубийству, так было всегда!» — 2.6. он обнимает её «с безграничной любовью».

   Наконец, он не мог больше выносить эти изнасилования — как ещё это можно назвать — и решительно отказался. Уже 27.5. у него было ощущение полного разрыва с ней: «К утру у меня возникло чувство, что я отделяюсь от Харриет. В моём теле как будто развязалось много мелких узелков; сначала в нервах спины, потом в селезёнке, в печени, в лёгких, сердце, желудке, пояснице. Душа как бы освободилась от напряжения. — Я встал, полностью помылся, надел чистую рубашку и вышел из дома».
   Когда он смог отклонить эти отношения, то взбешённая, вероятно, уже окончательно отделённая от физической Харриет Лилит-Харриет попыталась, как он выразился, «взорвать» его солнечное сплетение. Биографы интерпретировали это как предвестие начинающегося заболевания раком; не знаю, насколько одно с другим связано.
   Стриндберг видел в Иштар-Лилит Харриет только лишь «злобу», «похоть» и «ненависть» (2.5.), а 17.6. он описывает её как «бешенство, вселенское зло, ненависть, колдовство, исчадие ада, пахнущее оловом и трупами». Он её окончательно демонизирует: «Из ненависти она пыталась удержать меня, забирала мою силу, т.к. не хотела, чтобы я снова женился». (16.6.)

   11 июля 1908 года, в день, когда Стриндберг выехал из когда-то их общей квартиры, записи в дневнике обрываются. Видимо, в этот момент прекратился и суккубизм, т.к., вероятно, «она» могла найти его лишь в знакомой квартире, куда «мысленно переносилась», в спальню, которая в дневнике называется «жёлтой комнатой».
   Я так подробно описываю данный пример, т.к. он наглядно демонстрирует опасность астрального секса и поражение Стриндберга и Боссе в борьбе с этой опасностью. Они потерпели крушение, т.к. во время своего короткого брака не смогли преодолеть элементалы ревности и гнева и не интегрировали отколовшуюся сексуальность в свою социальную жизнь. И при этом Стриндберг владел ключом: «А без души (любви) нет радости».

   (Источник – Лилит и Приап, Д. Кох, Б. Риндген, Мир Урании, М, 2004.)

      2017 - март 2018

Предчувствие Людмилы Дубининой своей трагической гибели

   Если в предыдущих двух примерах телепатического общения участвовали обе стороны, четко осознавая свою вовлеченность в происходящее, то в следующем примере телепатического контакта между малознакомыми людьми, энергетика телепатического воздействия проявляется не столь явно, порождая лишь предчувствие и смутные догадки чего-то фатального.
   Речь пойдет о предчувствии Людмилы Дубининой своей трагической гибели, признаки которого, так или иначе, фигурируют в записях её личного дневника и в особенностях её поведения во время и после посещения туристами пос. Вижай.

   Многие авторы криминальных версий гибели туристов группы Дятлова отмечают факт того, что убийство туристов было совершено с особой жестокостью, на что указывает характер увечий на телах туристов, обнаруженных поисковиками в овраге в начале мая 1959г. Это в свою очередь позволяет предположить, что убийство было совершено по мотивам ненависти убийц персонально к тем из туристов, кто пострадал в большей степени. Лишь два участника группы Дятлова были изувечены убийцами с особой жестокостью: Александр (Семён) Золотарев и Людмила Дубинина. Однако более тяжелые увечья имела Людмила Дубинина – кроме многочисленных переломов ребер с двух сторон грудной клетки, у неё отсутствовали не только глазные яблоки, но и отсутствовал язык, согласно данным СМЭ. Следовательно, имеются веские основания предположить, что главным объектом ненависти и мести убийц среди всех туристов была именно Людмила Дубинина.
   Поэтому любой следователь, расследующий гибель группы Дятлова в рамках криминальной версии умышленного убийства, учитывая данные СМЭ Людмилы Дубининой, должен первым делом исследовать все материалы УД, относящиеся к этой девушке, чтобы выявить возможные конфликтные ситуации с её участием, а это в первую очередь дневники туристов.

   Версия Тайна убийства группы Дятлова является на сегодняшний день единственной из всех криминальных версий, которая имеет документальное обоснование возможности возникновения конфликтной ситуации между Людмилой Дубининой и кем-то из сотрудников колонии № 64 при УЩ/349-И Ивдельлага во время пребывания группы Дятлова в пос. Вижай.
   Туристы группы Дятлова, приехав в пос. Вижай вместе с другой туристической группой – блиновцев, решили задержаться там на одну ночевку, в результате чего они провели в пос. Вижай почти сутки с 14:00 25 января, уехав на попутке лишь в 13:10 26 января.
   Вполне возможно, что атмосфера психологического дискомфорта, царившая в пос. Вижай, оказывала угнетающее воздействие на туристов, что отчасти воспроизводит Людмила Дубинина в своем дневнике: «Проводили блиновцев со слезами. Настроение испорчено. … В общем, мне очень и очень тяжело».
   Дополнением к этому может служить запись в личном дневнике Зины Колмогоровой, описавшей перемещение туристов из поселкового клуба в гостиницу пос. Вижай, заботливо предоставленную туристам кем-то из руководства поселка-колонии. Такое участие в судьбе группы туристов со стороны руководства колонии объясняется наличием у Игоря Дятлова командировочного удостоверения и путевки профкома, в которой было обращение к руководителям советских, партийных и общественных организаций, «оказывать всемерное содействие» в обеспечении ночлегом и автотранспортом туристов группы Дятлова, посвятивших свой поход XXI съезду КПСС, открытие которого было назначено на 28 января 1959 года.
   Возможно, неслучайно Зина Колмогорова сформулировала это перемещение следующим образом: «25.1.59… Приехали в Вижай. Сначала остановились в том самом клубе, где и были 2 года назад. Потом нас отвели в гостиницу».
   Даже употребление Зиной слова «отвели» вместо «пригласили переехать», «предложили перейти» или чего-то подобного, в этих краях в то время имело весьма специфический оттенок, по смыслу означавший, как дополнение «под конвоем» к слову «отвели». Но это лишь штрих к весьма специфической психологической атмосфере пос. Вижай, жители которого обеспечивали работу действующей в то время колонии. Эта специфическая для этой местности атмосфера оказывала влияние на подсознательном уровне, заставляя выбирать соответствующие своему окружению специфические слова («нас отвели»), и не только слова.
   Далее продолжая, Зина отмечает в дневнике некоторую особенность влияния этого места на себя: «Я говорила много того, что совершенно несвойственно мне и лишь иногда старалась, даже не старалась, а прорывалось искреннее. Но это все ерунда». Вряд ли мы узнаем, о чем искреннем и несвойственном ей ранее, Зина говорила в гостинице поселка-колонии Вижай.

   Группе Дятлова было бы лучше остаться на ночлег «в том самом клубе, где и были 2 года назад», а не соглашаться на «отвели» в гостиницу, судя по нелесному отзыву о ней в общем дневнике группы утром 26 января: «Спали в т. наз. гостинице. Кто на койках по 2 человека, а Саша К. и Криво даже на полу между койками».
   То есть туристы явно не были в восторге от «так называемой гостиницы», думаю, не только из-за того, что её гостиничный сервис не предусматривал наличия достаточного количества кроватей для всех постояльцев гостиницы. Дело в том, что туристы, вернувшиеся в приподнятом настроении из клуба после просмотра фильма "Золотая симфония" вечером 25 января, столкнулись в гостинице с серьезными трудностями по приготовлению горячего ужина из-за сырых дров для печки, в результате чего процесс приготовления ужина занял «массу времени». Из дневника Людмилы Дубининой:

«С Юркой сегодня дежурные. Решили варить на плите лапшу. Но очень трудно было натопить печку такими сырыми дровами, поэтому ушла на это масса времени. Наконец-то стали есть».

   Юрий Кривонищенко, дежуривший в этот вечер вместе с Людмилой, записал в дневнике группы на следующее утро: «Варить утром не стали, дрова сырые, вечером, пока сварили, часов 6 прошло… Кривонищенко».
   Такие проблемы по приготовлению горячего ужина опытным туристам даже в глухой тайге встречались крайне редко, что следует из записи в дневнике группы за 30 января: «Как всегда, быстро разводим костер».

   Если даже принять во внимание возможное преувеличение в оценке времени – «6 часов», затраченного на растопку печи, то возникшие на пустом месте трудности в «т. наз. гостинице» пос. Вижай могли вывести из себя любого опытного туриста, для которого не составляло труда даже в лесу быстро развести костер.
   А учитывая непростое душевное состояние Людмилы Дубининой в эти дни, можно предположить, что возникшие трудности в «т. наз. гостинице» её окончательно могли вывести из равновесия, вызывая приливы справедливого гнева и злости на условия «гостиничного сервиса», выражаясь современным языком. Поэтому она могла высказать все, что она думает по этому поводу в самых резких выражениях любому ответственному за этот «гостиничный сервис» лицу, невзирая на звание и должность.
   Это вполне согласуется с мнением О. Архипова: «Да, известно, что Людмила Александровна была остра на язык и принципиальна. Молчать бы она не стала».
   Эта особенность характера Людмилы находит подтверждение в её личном дневнике за день до приезда туристов в пос. Вижай: «24 января… Да и я вообще люблю подливать масло в огонь, черт бы меня подрал».
   Негативный суеверный потенциал такой фразы, зафиксированный на бумаге, мог некоторым образом «запрограммировать» её дальнейшие поступки, определяемые этой яркой особенностью её характера.

   Подтверждение взвинченного состояние психики Людмилы мы находим в её записях в личном дневнике на следующий день после её мытарств в роли дежурного в «т. наз. гостинице» пос. Вижай:
         «26 января … Настроение плохое и, наверное, будет еще дня два. Зла как черт».
   Т.е. даже на следующий день Людмила испытывала чувство злости, степень которой она так бескомпромиссно обозначила: «как черт».
   Её ожидания улучшения настроения через два дня явно не оправдались, но несмотря даже на это она тем не менее продолжала вести свой личный дневник в течение двух этих дней.
   Судя по тому, что Людмила с 28 января вообще прекратила вести личный дневник, ранее фиксируя в нем свои впечатления о походе, её настроение через два дня после пребывания в пос. Вижай не только не улучшилось, но ещё и усугубилось каким-то подавленным состоянием, вытеснившим интерес к бытовым мелочам походных будней, ранее составлявшим большую часть записей её личного дневника.

   После посещения пос. Вижай у Людмилы довольно резко ухудшилось психологическое состояние, усугубляясь день ото дня, что находит подтверждение в особенностях её поведения с 26 января по 30 января, известных нам из её личного дневника и записей Зины Колмогоровой в своем дневнике.
   В личном дневнике Людмилы ещё за 27 января встречается первый признак какой-то бессознательной обреченности, выраженной негативным потенциалом фразы: «в последний раз», относящейся ко всей группе (!):

«27 января … Сейчас большинство из ребят сидят здесь и поют песни под гитару, по случаю как они сегодня пока не работают. Вообще, кажется, в последний раз услышали столько новых хороших песен. Но мы надеемся, что Рустик заменит нам их в походе».

   «В последний раз услышали…» И как тут не станешь суеверным, внимая народной мудрости не употреблять это словосочетание, дабы не навлечь на себя несчастья.
   Следует обратить внимание на то, что 27 января Людмила употребляет слово «кажется» перед ключевой фразой: «в последний раз услышали», т.е. она хоть и находилась под тягостным впечатлением от своих предчувствий, однако они на 27 января ещё не имели той фатальной обреченности, которая последовала на следующий день, 28 января, когда Людмила полностью прекратила записывать свои впечатления о походных буднях в личном дневнике. Только предчувствие чего-то фатального могло подавить многолетнюю привычку опытного туриста вести свой личный дневник в походе.

   Возможность восприятия чужих мыслей или чувств, направленных на субъект восприятия, уже давно является предметом изучения – телепатия, находя подтверждение у лиц, наделенных такой способностью, что не является редкостью. Поэтому в основе предчувствий Людмилы Дубининой своей фатальной обреченности может лежать её способность к восприятию относящихся к ней лично не столько мыслей о мести, сколько насыщенных негативными эмоциями чувств ненависти, подпитываемых готовностью материализовать их визуализацией картины предстоящего убийства.
   Учитывая, что 28 января Людмила полностью прекратила записи в своем личном дневнике, можно предположить, что именно в этот день заказчик принял окончательное решение расправиться с туристами, руками своих единомышленников из ближайшего окружения, инсценируя убийство туристов под несчастный случай, обусловленный «стихийной силой» на склонах уральского хребта, относясь с доверием к словам лесничего Ремпель И.Д. о потенциальных опасностях, подстерегавших там туристов.
   Именно в этот день Людмила Дубинина, ранее такая многословная в записях своего личного дневника, полностью прекратила писать в нем, по всей видимости, смутно предчувствуя весь фатализм нависшей над ней смертельной угрозы.
   Не исключено, что тут непродолжительный, но резкий конфликт Людмилы Дубининой с кем-то из сотрудников поселка-колонии Вижай по поводу сырых дров для печки имел свое продолжение уже на телепатическом уровне общения сторон конфликта, как это и бывает почти повсеместно в жизни, когда обе стороны эмоционального конфликта продолжают уже мысленно высказывать обидчику все, что накипело. Думаю, любой может вспомнить из собственного житейского опыта эпизод своей эмоциональной вовлеченности в воображаемом продолжении конфликтной ситуации после того, как обидчик давно уже скрылся с глаз. Как правило, конфликтная ситуация продолжается уже на телепатическом уровне общения до тех пор, пока она энергетически не изживет себя тем или иным образом.
   Как видим, Людмила даже на следующий день испытывала чувство злости – «зла как черт», а этот эмоциональный негатив мог подпитывать энергетику уже её телепатического общения с тем, кому она явно сказала лишнего (вырезали язык) под влиянием своего сложного эмоционального состояния, известного нам из её дневника. Ей явно не повезло, поскольку она имела дело с профессиональным убийцей, служившим долгие годы в НКВД, о чем более подробно написано в разделе Мотивация.

   С каждым последующим днем Людмила Дубинина все больше «уходила в себя», погружаясь в тягостные предчувствия чего-то фатального, по всей видимости, уже испытывая страх от мысли изложить свои опасения в личном дневнике, а тем более поделиться ими с товарищами. Возможной кульминацией этого подавленного состояния стало резкое, внешне беспричинное, изменение в её поведении вечером 30 января, ставшее предметом возмущения всей группы. Как следует из дневниковых записей Зины Колмогоровой, именно вечером 30 января Людмила Дубинина вообще утратила интерес к совместной работе по латанию дыр ветхой палатки, по всей видимости, погрузившись уже в оцепенение от внезапно усилившегося предчувствия своей фатальной обреченности:

«30 января. … Люда быстро отработалась, села у костра. Коля Тибо переоделся. Начал писать дневник. Закон таков: пока не кончится вся работа, к костру не подходить. И вот они долго спорили, кому зашивать палатку. Наконец К. Тибо не выдержал, взял иголку.
Люда так и осталась сидеть.
А мы шили дыры (а их было так много, что работы хватало на всех) за исключением двух дежурных и Люды. Ребята страшно возмущены.
Сегодня день рождения Саши Колеватова. Поздравляем, дарим мандарин, который он тут же делит на 8 частей.
(Люда ушла в палатку и больше не выходила до конца ужина)».

   Возможная причина такого резкого изменения в поведении Людмилы вечером 30 января описана в разделе расследования Лыжный маршрут убийц к верховьям Ауспии. Не исключено, что трое убийц, отправившись ранним утром 29 января от пос. Второй Северный к верховьям Ауспии «более близким путем по одной из наших лесных просек» (слова лесничего Ремпель И.Д.), к вечеру 30 января могли уже достичь намеченной цели, обосновавшись на ночлег в верховьях Ауспии. По этой причине вечером 30 января они могли мысленно отстраниться от тягот двух предыдущих дней лыжного похода к верховьям Ауспии, сфокусировав свое внимание на ожидании появления туристов и обсуждении деталей своего плана. Этим вполне можно объяснить такую резкую перемену поведения Людмилы вечером 30 января, ведь она являлась главным объектом мести, что приковывало мысли убийц к ней в большей степени, чем к её товарищам, судя по тяжести увечий, нанесенных ей впоследствии.

   Упоминание Людмилой в личном дневнике «нечистой силы» – «Зла как черт», и до некоторой степени «взывание» к ней – «черт бы меня подрал», придают трагической гибели группы Дятлова какой-то зловещий мистический оттенок, актуализирующий значимость бытового суеверия:

«24 января.… Да и я вообще люблю подливать масло в огонь, черт бы меня подрал.
25 января… Настроение испорчено. В общем, мне очень и очень тяжело.
26 января … Настроение плохое и, наверное, будет еще дня два. Зла как черт».

   Чем можно объяснить такие перемены в поведении Людмилы с 26 по 30 января, ставшей впоследствии жертвой мести убийц группы Дятлова (…, вырезали язык)?

   Единственным правдоподобным объяснением таких резких перемен в поведении Людмилы может стать лишь её предчувствие надвигающейся смертельной угрозы, обусловленное её способностью на телепатическом уровне смутно воспринять жуткую картину визуализации убийцами своих планов, во что ей, возможно, просто не хотелось верить, но давящий негатив этого предчувствия оказывал свое влияние на её мысли и поступки.
   Во всяком случае, дневниковым записям Людмилы Дубининой и особенностям её поведения незадолго до и после посещения группой Дятлова пос. Вижай вряд ли можно найти лишь рациональное объяснение, согласующееся с зачатками здравого смысла, без привлечения иррациональной составляющей человеческого бытия, вносящей нечто зловеще мистическое в трагическую гибель группы Дятлова.

   Любая из версий причины гибели туристов, претендующая на истинность, должна дать исчерпывающее объяснение приведенным выше особенностям поведения Людмилы Дубининой, изувеченной убийцами в значительно большей степени, чем - её товарищи.

     Апрель 2018г.

                 Продолжение следует ...