Пример телепатического общения, описанный в книге «В. М. Бехтерев. Избранные труды»
Одним из первых значимых результатов деятельности Общества (Пара) Психических Исследований, основанного в Лондоне в 1882 году, стал обширный отчет, составленный в 1886 году. Этот документ включал описание 882 тщательно проверенных случаев, интерпретируемых как телепатия на фоне предположений о возможных случаях галлюцинации:
«Удалось сделать интересное открытие: спонтанные случаи сверхчувственных (телепатических) контактов возникали преимущественно между родственниками или близкими друзьями. Лишь 4% от общего количества составляли телепатические контакты между незнакомыми людьми.
… чаще всего они возникают во время сна или в состояниях заторможенности, усталости, жары и т. д.» (Парапсихология. Факты и мнения, М. Рицль, Москва, 1999)
В книге «В. М. Бехтерев. Избранные труды» (раздел «О галлюцинаторном психозе, развивающемся при поражении органа слуха») описан пример телепатического общения, возникшего между офицером Ш. и его падчерицей. Условия возникновения этого телепатического контакта, связанные с особым состоянием нервной системы офицера Ш., могут лишь дополнить выводы английских исследователей, приведенные выше.
«Наблюдение 1. Офицер Ш., около 40 лет. В семье нервных и душевных болезней не было. Сам больной с детства был нервным, но особыми тяжелыми недугами не болел. Спиртными напитками никогда не злоупотреблял. Пьет только по рюмке за обедом и за ужином.
Около месяца тому назад после большого переутомления и бессонных ночей при шуме в ушах у него появились слуховые галлюцинации, которые сам больной описывает следующим образом:
«Я женат уже около 15 лет. Дети жены от первого брака жили почти все время (кроме настоящего 1902 г.) у наших родных, так как мне приходилось служить в городах, не имеющих подходящих учебных заведений.
В 1902 г., по переводе меня на службу в Минск, мы взяли детей к себе. Все время нашей совместной с детьми жены жизни все шло отлично, без неприятностей.
Вследствие усиленных летних и осенних занятий нервы мои сильно расстроились, и я иногда не мог заснуть, несмотря на физическое утомление, часов до 2—3 ночи. Числа 25—26 сентября с. г., в одну из бессонных ночей мне вначале послышался стук часов (будильника), но, прислушиваясь дальше, я к удивлению начал разбирать слова и фразы. Принял я эти слова за стук часов только вначале, когда темп произношения их подходил к стуку часов, но затем фразы стали произноситься более протяжно (с целью, вероятно, чтобы я мог уяснить себе смысл слов и фраз) и я услышал, что слова походили на звуки, производимые шуршанием о спичечную или картонную коробку. Я удивился этому и перестал обращать внимание и, кажется, заснул.
Днем ничего я еще не слышал. Дня через два перед сном я вновь услышал слова и фразы и усмехнулся их содержанию. Тогда я услышал вопрос: «Чему я смеюсь?». Я удивился и подумал, кто это мне говорит и почему он знает, что я засмеялся. На это я тоже получил ответ, что говорит мне это такая-то (падчерица), а что я смеялся — это она узнала, но как — не может и сама объяснить этого.
Ввиду того, что комната падчерицы отделяется от нашей спальни залой, столовой и комнатой пасынка, я невольно подумал, каким способом могу я слышать фразы на такое расстояние и с кем она переговаривается, но и на это я получил ответ, что разговоры ведутся ею с ее братом посредством шороха о коробку, а что мои мысли (так как я не знаю этого способа разговора) она узнает тоже, но не знает почему. Тогда, подумав о том, что падчерица моя была особа малокровная и нервная (от чего и лечилась раньше), я пришел к тому убеждению, что и я расстроил себе нервы так, что подошел к уровню ее нервной системы и наши нервные системы нашли точку соединения в мысленном разговоре на расстоянии.
Заинтересовавшись этим и желая проверить, я стал мысленно задавать ей вопросы и, думая, что, может быть, задавая вопросы, я сам же составляю и воспроизвожу себе ответ на него, я стал задавать такие вопросы, ответов на которые я не мог бы составить себе сам, не зная ни обстановки, ни тех обстоятельств, при коих мог создаться ответ, и на эти вопросы Я получал верные ответы (так как я проверил их на деле, осторожно расспрашивая других лиц). Напротив того, на те вопросы, на которые я мог ответить, голос отзывался незнанием; слова мои (выражения технические и т. п.), которые я произносил скоро, голос перепутывал, а если и повторял, то медленно и раздельно. Начавшись с этого вечера, разговоры эти велись затем и днем, но изредка и по уходе моего или падчерицы из дома — прекращались. Вне дома я ничего не слышал, да и дома слышал вопросы только тогда, когда читал какую-либо книгу. В этом случае голос спрашивал значение некоторых слов, выражал одобрение или неудовольствие читаемому, иногда то, что мне было интересно, как специально военное, ему не нравилось, и наоборот, — одним словом голос всем стал интересоваться. Сначала это занимало меня (я даже разъяснял голосу требуемое им), но ввиду того, что это отвлекало меня от дела, мне стало надоедать и я просил оставить меня в покое.
Голос вначале извинялся и обещал прекратить разговоры, но через некоторое время с легкомыслием женщины вмешивался вновь. Так было дня четыре, как днем, когда я был дома, так и вечером. Но затем (я думаю потому, что все что я делаю, делаю осмысленно, т. е. беря, например, какую-либо вещь, я в то же время и соображаю, хотя и бессознательно, что я беру), я стал уже слышать голос, говорящий мне, что я делаю, или о чем думаю в настоящий момент, и меня начало уже тяготить сознание того, что я становлюсь уже не полным хозяином своих мыслей и своих действий и что все это становится достоянием и другого лица. Это меня и убивало, и раздражало в то же время.
Я вначале просил прекратить это (я уже помирился с тем, что все это факт), а затем, раздражаясь, ругал. В конце концов, и на меня посыпались ругательства. Вопросы чередовались, когда я не обращал на них должного внимания, с ругательствами по моему адресу. Раздражаясь день ото дня, я, наконец, не выдержал и, думая, что фразы я слышу шорохом по предмету (шорох был очень силен и назойлив для моих ушей), прошу жену послушать, что мне говорят. Жена вначале прислушивалась и сказала мне, что не слышит ни голоса, ни шороха; это меня еще больше удивило и в то же время я пал духом. Звуки после этого продолжались еще чаще и слышнее, ругательства усилились.
Я просил оставить меня в покое, что я не желаю им зла и что нечестно пользоваться этим для ругательств и тому подобных мерзостей, но голос мне заявил, что оба они (т. е. пасынок и падчерица) ненавидят меня и доймут.
Я решил обратиться к докторам, и они нашли, что у меня развилось малокровие, болотная лихорадка и неврастения со слуховыми галлюцинациями. Успокоенный я вернулся домой, рассказал о мнении доктора и решил лечиться и не обращать внимания на донимающий меня голос. Сидя в этот вечер в зале за книгой, я вновь, услышал голос, но, следуя совету врача, не стал обращать внимания. Голос забеспокоился о том, что, кажется, доктор убедил меня в галлюцинации слуха. Повелись с кем-то вдвоем переговоры об этом (причем слово галлюцинация произносилось растяжимо). Затем голос стал убеждать меня, что доктор не прав, и в доказательство того, что все это правда, а не галлюцинация, голос заявил, что пасынок сейчас пройдет через залу в переднюю, что и проделалось тотчас же, а когда я не поверил и этому и счел это за случайное совпадение, то такое фактическое убеждение повторилось в этот же вечер и в другой раз. Я уж и не знал, что мне и думать обо все этом. Факты брали свое. Дня два я лечился, но голос и днем, и вечером донимал меня.
Я просил и пасынка, и падчерицу сказать правду; я прощаю им, если они и ругали меня, не беда! Но мне нужно знать, правда это или же я сильно болен; просил сказать правду хоть не ради меня самого, а ради матери их, которую все происходящее со мной убивает. Но они говорили мне, что я, вероятно, сильно болен и что они не только меня не ругали, но что и не за что меня им ругать. Их лица были спокойны и только выражали любопытство.
Я сбился совсем с толку и просил простить меня за беспокойство.
Но лежа в этот вечер, я вновь слышу ругательства; я не обращаю внимания, а они мне говорят, что они никогда не сознаются, так как боятся матери, меня же они дурачат и доймут. Решив проверить еще, я прошу жену поместить детей на время у знакомых. В тот вечер, когда они были у знакомых, я вначале не слышал ничего, но когда я решил исследовать, не происходит ли воображаемый мною голос от каких-либо других причин: от стука будильника (в кухне), шума вентилятора в столовой или другого какого-либо шума, происходящего вне дома и концентрирующегося в комнатах, для чего я решил пойти в комнату пасынка и прилечь на его кровать, то как только я подумал это сделать, как услышал отдаленный едва разборчивый голос, запрещавший мне делать это. Пройдя в столовую, я ясно услышал шум вентилятора и стук часов, но слышал в то же время и голос (очень слабо). Голос слышал я именно с той стороны, где находилась квартира знакомых.
В этот же вечер я получил толчок в левое плечо, причем голос сказал мне, что мне нанесен удар в плечо, затем удар в голову. Удары были слабые, но удары в голову имели последствием слабый же звон в ушах. Тогда я и сам стал наносить мысленно удары и услышал просьбу не ударять так сильно, причем указывалось и место удара.
Дети жены были возвращены в дом, так как не имело смысла держать их особо.
Через несколько дней я узнал еще особую странность: мне казалось иногда, что я ем (мои челюсти проделывали процесс еды и я чувствовал даже нажим концами зубов на что-то твердое) и даже глотаю, хотя, глядя в зеркало, я видел свое лицо спокойным. Я недоумевал, но голос сообщал мне, что субъект, говорящий со мною, кушает яблоко. Это уже было днем.
Все эти вещи повторялись затем и днем; и голос, и удары я слышал сильнее, когда падчерица была ближе ко мне, и слабее, когда дальше, — расстояние ослабляло их.
Здесь, в Петербурге, и в дороге я не слышал и не слышу ни голоса, ни ударов. Во всем остальном я чувствую себя совершенно здоровым и память у меня довольно сильна».
В дополнение к сделанному описанию замечу, что больной, первоначально думавший, что дело идет о передаче мыслей на расстоянии, в настоящее время вполне убедился, что это галлюцинации, вследствие чего и пришел ко мне за советом.
С физической стороны ничего патологического; рефлексы в порядке, шума в ушах в настоящее время нет; исследование же, произведенное проф. Верховским, показало, что у больного имеется хронический насморк, хронический же катар носоглоточного пространства и боковой двусторонний фарингит».
(Избранные труды. В. М. Бехтерев О ГАЛЛЮЦИНАТОРНОМ ПСИХОЗЕ, РАЗВИВАЮЩЕМСЯ ПРИ ПОРАЖЕНИИ ОРГАНА СЛУХА.)
Защитной реакцией для психики выздоравливающего (больного) офицера Ш. в данном случае стала его самостоятельная интерпретация в качестве галлюцинации реального проявления спонтанного телепатического общения (со слов самого офицера Ш.: «дело идет о передаче мыслей на расстояние») на фоне сильнейшего переутомления, предшествовавшего проявлению телепатического общения с его падчерицей.
Во всяком случае он повел себя вполне разумно, поделившись своими переживаниями лишь с доктором, отметая в сторону, возможно, праздные для себя размышления «о передаче мыслей на расстояние» под предлогом списания своего опыта телепатического общения с падчерицей на галлюцинацию.
Мало кто даже сегодня доверяет возможности существования передачи мыслей на расстояние – телепатии, не испытав подобного ни разу в жизни на собственном опыте. Поэтому нормальной реакцией для таких людей будет - списание услышанного или прочитанного об этом на опыт галлюцинации рассказывающего или пишущего об этом.
Тем не менее, в свете исследований Общества Психических Исследований этот пример убедительно свидетельствует со множеством нюансов о возникновение спонтанной телепатии между офицером Ш. и его падчерицей, обусловленной ухудшившемся состоянием его психики, связанным с сильным переутомлением.
Как видим, опыт телепатического общения с падчерицей, благоразумно признанный офицером Ш. впоследствии галлюцинацией, послужил ему интригующим поводом для отвлечения его внимания и мыслей от «летних и осенних занятий», так сильно расшатавших его нервную систему. Нет ничего хуже в его ситуации, как зациклиться на предмете того, что явилось источником переутомления, поэтому такое интригующее отвлечение мыслей офицера Ш., возможно, содействовало его скорому выздоровлению.
Надо отдать ему должное, что он не потерял самообладание, продолжая вполне разумно исследовать свое состояние как опыт телепатического общения, чего вряд ли можно ожидать от человека подверженного воздействию галлюцинаций, способных лишь навредить его психическому здоровью.
В нашем случае гораздо важнее поставить вопрос о природе сил, порождающих в психической сфере человека феномены как галлюцинации, так и телепатического общения. И то, и другое вполне может иметь схожую природу сверхчувственного восприятия, первоначально вызванного измененным состоянием сознания в результате, в частности. переутомления.
Психология и психиатрия не дают исчерпывающего ответа на вопрос: что такое галлюцинации или сверхчувственное восприятие, проявляющееся в телепатическом общении. Смысловое наполнение термина «галлюцинации» (слуховые, зрительные, тактильные) в психологии по своему содержанию несет в себе столь же мало информации о сути происходящего, подобно тому, как в физике употребляется термин «гравитация» для объяснения закона всемирного тяготения Ньютона, при этом абсолютно не имея представления о том, какова природа происхождения гравитационного взаимодействия.
Недопустимо объяснять одно неизвестное науке явление - сверхчувственного восприятия (телепатического общения) при помощи другого, столь же неизвестного для науки явления - галлюцинации. Не исключено, что и то, и другое имеют схожую природу происхождения, пока остающуюся столь же необъяснимой, как и природа гравитационного взаимодействия.
Существование парапсихических явлений свидетельствует о потенциальной ущербности научной картины мира, целиком основанной на достижениях естественных наук, изучающих законы природы материального мира, в то время как существуют весомые доказательства (религия, астрология, парапсихология) присутствия в Природе сил и энергий сверхъестественного происхождения.