Ян Ассмана о религиозном перевороте Эхнатона


  Прокомментирую несколько выдержек из текста его книги, характеризующие отношение Яна Ассмана к религиозной реформе («религиозному перевороту») Эхнатона.
     1.   Ян Ассман о сути религиозного переворота Эхнатона:

«Религиозный переворот Эхнатона был, вне всякого сомнения, главным религиозно-историческим событием Нового царства. Если свести суть этого переворота к короткой формуле, он заключался в том, что весь пантеон традиционной религии был заменен одним-единственным — и в этом смысле новым — богом, известным под именем «Атон».
Каков же был решающий, самый важный аспект этого эпизода…?
Обычно — и вполне справедливо — выдающееся значение амарнской религии усматривают в том, что она представляла собой монотеизм, то есть провозглашала идею единственности Бога.
По моему мнению, у нее имелась и другая, формальная особенность, …: это была не естественно развившаяся, а учрежденная религия». (2)


  Для египтологов уровня Яна Ассмана не лишне было бы предварительно задаться ни менее важным вопросом: а ни была ли сама религия Древнего Египта «учрежденной религией», когда стала религией фараонов I династии после объединения Египта на рубеже IV и III тысячелетий до н. э. (около 3000г до н. э.)?
  Ведь с момента своего «учреждения» в этом статусе, все помыслы её жрецов заупокойного культа были сосредоточены, исключительно, на заботах о благостных перспективах вечной загробной жизни фараонов, и уже во вторую очередь – их сановной знати, поэтому её справедливо можно назвать элитарной религией фараонов.
  Универсальная концепция загробной жизни (для всех египтян) появилась лишь во времена Среднего царства (2160 –1785гг. до н. э.), да и концепция загробного суда в религии Древнего Египта вообще отсутствовала во времена Древнего царства (2778 – 2263гг до н. э.) за своей очевидной невостребованностью, что вполне соответствовало её элитарному статусу религии фараонов. Этим она и была привлекательна для фараонов и их элиты.
  Таким образом, религия Древнего Египта даже во времена Древнего царства вообще не была ориентирована на удовлетворение религиозных потребностей большинства египтян в части главного своего догмата – учения о вечной загробной жизни, поскольку погребение простых египтян происходило без мумифицирования и самым примитивным образом, как и в доисторические времена.


  Правомерно возникает вопрос: какими же были религиозные традиции населения Египта до того, как фараоны, именно, учредили для себя и своей элиты религию Древнего Египта, возведя её в статус религии фараонов, коль скоро их религия не стала достоянием населения Египта даже во времена Древнего царства?
  Первые попытки мумификации тел усопших, весьма несовершенные, относятся ни к каким-то там доисторическим временам, а именно, ко временам I и II династии фараонов:

«Самый авторитетный специалист по египетским мумиям, английский медик Элиот Смит, указывает, что попытки мумификации имели место уже во времена I династии (3050–2890 гг. до н. э.), а при II династии (2890–2685 гг. до н. э.) существовал несовершенный способ мумификации». (1)


  Этот факт и связывает напрямую возникновение совершенно новой для египтян традиции мумифицирования тел усопших с, именно, «учреждением» религии Древнего Египта в качестве религии фараонов I династии. Благодаря чему технология мумифицирования и стала развиваться, учитывая высокие запросы клиентов заупокойного бизнеса из числа первых лиц государства, в то время как «погребения обыкновенного трудового люда совершались до конца эпохи Древнего царства, как и в доисторические времена, без каких-либо специальных погребальных сооружений и мумификации. Их потустороннее существование (добавим: в религии Древнего Египта) комфорта не предполагало». (1)


  Лишь после краха Древнего царства жрецы заупокойного культа этой религии озадачилось продвижением своего бизнеса и религии в разные слои общества, с чем и была связана так называемая «демократизация» заупокойного культа.
  И ещё большой вопрос: смогла ли религия Древнего Египта уже ко временам правления Аменхотепа IV (Новое царство) вытеснить полностью более древние религиозные традиции населения Египта, которые предшествовали её «учреждению» в статусе религии фараонов во времена I династии?
  При этом следует принять во внимание отсутствие сведений у египтологов о ритуалах погребения бедных людей даже во времена Нового царства, как об этом пишет Н. Ривз: «Мы мало знаем о ритуале похорон бедных людей в Новом царстве». (3)


     2.   Ян Ассман противопоставляет амарнскую религию традиции египтян:

«это была не естественно развившаяся, а учрежденная религия, которая осознанно противопоставляла себя — как нечто новое — традиции».


  Прежде чем утверждать о неестественном развитии новой религии Эхнатона, «учрежденной» им якобы чтобы её противопоставить какой-то «традиции», подразумевая под этим религиозные традиции всего населения Египта, следовало бы для начала прояснить вопрос: какими же в действительности были религиозные традиции большинства населения Египта?


  Вероятней всего, религия Эхнатона противопоставляла себя лишь традициям адептов религии Древнего Египта, к числу которых принадлежала лишь небольшая часть населения Египта, судя по её исключительной элитарности времен Древнего царства, и весьма сомнительным по своей продуктивности успехам «демократизации» заупокойного культа во времена Среднего и Нового царства.
  Не исключено, что религиозная реформа Эхнатона как раз и восстанавливала уже в статусе религии фараонов – религиозные традиции доисторического Египта (проторелигию), попранные во времена I династии жречеством религии Древнего Египта, которое совместно с фараонами и «учредило» свою религию в качестве религии фараонов. В этом случае, речь о религиозной реформе Эхнатона может идти уже как о его попытке восстановления в статусе религии фараонов религиозных традиций большинства населения Египта.


  Вполне очевидно, что приведенные выше умозаключения Яна Ассмана не имеют под собой достаточной аргументации, чтобы претендовать на нечто достоверное. Подобные умозаключения, отчасти, обусловлены тем, что современная египтология опирается лишь на документированные (письменные) свидетельства о религии Древнего Египта, а они соотносятся лишь с историческим периодом цивилизации Древнего Египта, когда религия Древнего Египта уже была в статусе религии фараонов.
  Однако даже известной египтологам информации, приведенной выше из этих источников, вполне достаточно, чтобы задаться актуальными вопросами о религиозных традициях египтян (проторелигия), которые предшествовали «учреждению» религии Древнего Египта в статус религии фараонов, поскольку её совершенно неправомерно отождествлять с религиозной традицией большинства населения Египта.


  Учитывая свидетельство Геродота V-го века до н. э. о том, что египтяне были первыми, кто начал учить о бессмертии души и о её переселении – в контексте концепции реинкарнации, в то время как религия Древнего Египта навязывала египтянам веру в вечную загробную жизнь, можно предположить с высокой достоверностью, что «учрежденная» религия Древнего Египта пыталась искоренить более древнюю религиозную традицию египтян – проторелигию, основанную на концепции реинкарнации.


     3.   Ян Ассман о жестокости проведения реформы Эхнатона:

«Шок от религиозного переворота Эхнатона был тем бо́льшим, что фараон действовал с неслыханной жестокостью. Новая религия не вербовала себе сторонников; ее учредили царским приказом. Традиция не ставилась под вопрос, она подверглась запрету и преследованиям». (2)


  Вот и автор этих строк, следуя стереотипу «большинства современных египтологов» (Н. Ривз), в ещё большей степени гиперболизирует драматизм ситуации, приписывая Эхнатону вообще какую-то «неслыханную жестокость».
  Следовало бы для начала выяснить: чья «традиция не ставилась под вопрос», подвергаясь запрету и преследованию?
  Если речь идет о традиции адептов религии Древнего Египта, то лишь в этом случае можно с ним согласиться. Вполне очевидно, что Ян Ассман пытается навязать читателям свои представления о религии Древнего Египта как якобы о всеобщей религии египтян с единым для них «стереотипом религиозного мышления», что явно не соответствует действительности в свете приведенных выше аргументов.


  Как известно, и император Византийской империи, Константин V, также не миндальничал со сторонниками почитания икон, да и традиция почитания икон точно также не ставилась им под вопрос, а аналогичным образом подвергалась запрету и преследованию, о чем уже шла речь выше.
  И вообще, в истории религиозной жизни человечества подобных примеров преследований еретиков поборниками религиозных истин можно найти множество, и достаточно часто, впоследствии, они менялись местами, преследуя своих гонителей с ещё большим остервенением, аналогичным образом обвиняя их в ереси. Можно подумать, фиванское жречество, взявшее реванш после смерти Эхнатона, прибегало к иным способам реставрации своей религии, однако это почему-то не вызывает гневных возмущений ни у Яна Ассмана, ни у Н. Ривз, как выразителей мнения «большинства современных египтологов».


     4.   Ян Ассман о роли Эхнатона:

«роль Эхнатона заключалась в следующем: еще более радикализировав новое, он довел противоречие между старым и новым до степени непримиримости. Без предшествовавшего кризиса политеистического мировоззрения,
без напряжения, вызванного когнитивным диссонансом в обществе». (2)


  Во-первых, религия Эхнатона не была строго монотеистической религией, поскольку кроме верховного бога Атона в Эль-Амарне упоминаются и другие «ипостаси» солнечного бога, включая богов теологической доктрины Гелиополя – Шу и Тефнут. Поэтому попытка Яна Ассмана представить амарнскую религию Эхнатона в роли прототипа монотеистических религий некорректна. Тем не менее он старательно развивает эту тему, в частности, констатируя отсутствие «предшествующего кризиса политеистического мировоззрения».
  В контексте своей убежденности в монотеизме амарнской религии, который придавал её некие свойства универсальной религии, он разделяет мнение «специалистов», связывавших причину религиозной реформы Эхнатона с глобальными международными процессами времен Нового царства:

«Специалисты часто и убедительно говорили об обусловленности универсализма амарнской религии историческими процессами эпохи Нового царства, когда Египет выдвинулся на роль «мировой державы» и стал частью международной политической системы, которая функционировала на основе международного права».

«Общеполитическая ситуация того времени образует исторический контекст «новой солнечной теологии», которая, в свою очередь, является специфическим теологическим контекстом амарнской религии». (2)


  Поскольку амарнская религия не являлась монотеистической религией, то и рассмотрение её связь с глобальными процессами в контексте приведенных выше цитат лишено какого-либо смысла. Не в последнюю очередь выдвижению Египта на роль «мировой державы» как раз и способствовала религия Древнего Египта, учитывая богатые дары фараонов многочисленным религиозным центрам, в частности, по случаям побед над внешними врагами, что и содействовало возвышению роли Египта на «мировой арене». Да и обусловленность радикализма реформы Эхнатона какими-то внешнеполитическими причинами выглядит противоестественно.


  Во-вторых, констатировав фактор отсутствия «напряжения, вызванного когнитивным диссонансом в обществе» в качестве возможной причины реформы Эхнатона, Ян Ассман полностью перекрывает для себя возможность поиска в этом направлении, что свидетельствует лишь об отсутствии понимания им истинной (реальной) причины, побудившей Эхнатона решиться на религиозную реформу.
  Это связано с общей для «большинства современных египтологов», к числу которых относят себя Н. Ривз и Ян Ассман, идеализацией представлений о религии Древнего Египта, как о чем-то сакральном в представлении о ней всего населения Египта. Поэтому и покушение Эхнатона на это, «нечто сакральное», воспринимается ими как святотатство фараона-еретика, достойное лишь осуждения, что они и транслируют в публикациях своих исследований. Дополнительным примером этому служат слова Яна Ассмана: «То, что совершил Эхнатон, стало парадигмой религиозного преступления».


  В свою очередь, Ян Ассман в ещё большей степени идеализирует в своих представлениях сакральную значимость верховного бога Фив, Амона (в тексте – Амуна), проецируя свой идеализм на восприятие этого бога простыми египтянами, что, несомненно, имело место в каких-то частных случаях, свидетельства чего (тексты) и приводятся им для подтверждения своей гипотезы, объясняющей причину религиозного переворота Эхнатона. Однако эти частные свидетельства не могут служить аргументацией в пользу всеобщего для египтян стереотипа отношения к Амону как верховному богу религии Древнего Египта (религии фараонов).

  Не следует забывать, что религиозный сепаратизм номов не утратил своего значения и во времена Нового царства, и каждая из местных религий вселяла веру в (религиозное сознание) жителей номов об исключительном влияние местных богов на все аспекты их повседневной жизни. Поэтому лишь наиболее набожные от природы жители номов с таким же личным благоговением относились к свои богам, примеры которого Ян Ассман приводит лишь по отношению к фиванскому Амону, пытаясь гиперболизировать его обще египетскую значимость для воспитания «личного благочестия» египтян.


  В-третьих, Ян Ассман прибегает к банальному формализму в своих рассуждениях, противопоставляя нечто «новое» чему-то «старому»:

«роль Эхнатона заключалась в следующем: еще более радикализировав новое, он довел противоречие между старым и новым до степени непримиримости».


  В данном случае, гораздо благоразумней судить о конфликте сторон не с формальных позиций Яна Ассмана, как о конфликте между чем-то «новым» и чем-то «старым», а с позиции нравственно-этических критериев оценки их содержания.


*             *             *             *             *


  В отличие от «большинства современных египтологов», включая Н. Ривз и Яна Ассмана, идеализирующих в своих представлениях религию Древнего Египта как нечто сакральное в религиозной жизни (поголовно) всех египтян, Аменхотеп III и его сын, Эхнатон, включая их многочисленных единомышленников как из элиты общества, так и из среды жречества, не были склонны к этому, оценивая более реалистично её влияние на нравственные устои обществ, что и обусловило религиозную реформу Эхнатона, главным образом, как результат его отказа от религии Древнего Египта.

  Вполне очевидно, что те способы проведения реформы Эхнатона, которые вызывают у «большинства современных египтологов» негодование и осуждение, были продиктованы чувством неприязни и отвращения Эхнатона к значительной части жречества религии Древнего Египта.
  С чем же было связано чувство неприязни Эхнатона к жречеству религии Древнего Египта?